Империя как принцип организации национального государства. Империя и политическое государство

Это — третья лекция Михаила Ходорковского для аудитории «Новой». Первая — — была опубликована в № 122 от 31 октября 2011 года. Вторая в №42 от 16 апреля 2012 года — . Сегодня — о том, как свободный народ превращается в нацию, и о терпимости к тем, «кто сам терпим».

Суть переживаемого Россией исторического момента состоит в том, что империя как государственная форма себя полностью исчерпала, а национальное государство, которое должно было бы ей наследовать, так и не появилось на свет. Русское государство застряло на историческом полустанке, затерявшемся между империей и национальным государством, и не только не продвигается вперед, но порою даже начинает двигаться вспять.

Одной из причин, по которой «наш бронепоезд» так долго стоит на запасном пути истории, является идеологическое недоразумение, вследствие которого русский либерализм не приемлет национализма, а национализм отрицает либерализм как одно из своих оснований. Впрочем, это не мешает зачастую и либералам, и националистам рассуждать об империи, и даже о «либеральной империи».

Все это заставляет меня пристальнее посмотреть на соотношение либерализма и национализма, дабы попытаться изжить многие свойственные как русским либералам, так и русским националистам предрассудки. Это желание и подсказало тему третьей лекции — «Национализм и социальный либерализм». Однако прежде чем перейти к существу предмета, позволю себе несколько важных замечаний общего характера.

О либерализме

Содержание либерализма было бы неправильно сводить к либеральной идеологии. В конечном счете взгляд на человека как на свободную личность, цель и мерило успешности любых общественных процессов, имеет гораздо более давнюю историю, чем либеральная идеология, возникшая в XVII веке как политическое знамя буржуазии, строившей на обломках феодализма европейское Новое время.

Можно сказать, что главные постулаты либерализма: о равенстве людей, о внутренней свободе и достоинстве личности, о ценности человеческой жизни — уже прямо следуют из Библии: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его…»

И действительно, либерализм вырастал в том числе из радикальных религиозных течений, а влияние христианской концепции личности на классическую либеральную теорию было самым непосредственным. Достаточно вспомнить Джона Локка, который одним из первых обосновал «естественные, дарованные свыше права человека»…

Одним из проявлений наличия христианских корней в современном либерализме, между прочим, стало ныне общепринятое в цивилизованном мире признание необходимости защиты меньшинства от «общей воли» большинства. Каждый человек обладает правом выбора, и никто не может лишать его этого права, дарованного ему Богом.

При этом либерализм — «не догма, а руководство к действию». Это лишь общее «стратегическое» направление, в русле которого предлагается решать стоящие перед обществом проблемы. Конкретные же методы могут быть очень разнообразными и, как правило, подсказываются политической практикой.

О национализме

Национализм — идеология, в основании которой лежит признание нации в качестве высшей ценности. На первый взгляд национализм и либерализм противоречат друг другу: краеугольным камнем первого является человеческая общность, а главным приоритетом второго — отдельный человек, его права и свободы. Но это на первый взгляд очевидное противоречие является кажущимся. Чтобы увидеть это, надо прежде всего разобраться, что мы понимаем под «нацией».

Одни рассматривают нацию прежде всего как культурную общность . В их представлении нация — это группа людей, объединенных комплексом значимых для них культурных ценностей: языком, религией, историей (т.е. тем, что они считают своей историей), литературой, искусством, бытовыми привычками и т.д. Причем речь идет именно о комплексном восприятии, где, пожалуй, только язык является абсолютно незаменимым элементом, остальные же могут присутствовать в большей или меньшей степени, вплоть до полного отсутствия (атеизм).

Другие, напротив, полагают более значимой политическую или гражданскую общность вне зависимости от этнической и культурной принадлежности. В их представлении нация — общность «граждан», то есть своего рода политическое объединение.

Очевидно, что истина находится где-то посередине. Так или иначе, нация — это совокупность культурно близких, соединенных между собой политически и сознающих себя единым культурным и политическим целым людей. В этом случае еще принято говорить о нации-государстве. В нации-государстве должны гармонизироваться интересы отдельной личности и общества в целом.

Нацию нельзя свести к этносу, но нельзя и рассматривать в отрыве от совершенно определенной культурной общности. С моей точки зрения, все попытки советской власти экспериментально «вывести» некую бесцветную «политическую нацию» — новую историческую общность «советский народ» — полностью провалились, несмотря на отдельные успехи, достигнутые в воспитании этнической толерантности.

Сужу по себе. Знаю много прекрасных людей, моих сограждан, из Ингушетии, Бурятии, Дагестана, к которым с удовольствием съезжу в гости или приму у себя дома. Но жить постоянно чуждым мне укладом, подстраиваться под традиции, к которым я не привык, на ограниченном пространстве — было бы и для меня, и для них ненужным испытанием. В то же время, находясь в гораздо более далеких от Москвы Читинской или Томской областях, среди русских людей, я ощущаю себя с точки зрения культуры, быта, традиций вполне дома.

В любом случае я считаю ошибкой приравнивать национализм — идеологию, помимо всего прочего, множества национально-освободительных движений, идеологию, шедшую в XIX веке рука об руку с либерализмом (часто будучи представленной одними и теми же людьми), — к шовинизму, расизму, а тем более к нацизму. Так можно выплеснуть с водой ребенка, как в свое время и поступили западные радикалы с социал-демократией, приравняв ее к большевизму и сталинизму.

О либеральном национализме

Русские либералы предпочитают не затрагивать тему национализма. К националистической риторике относятся с предубеждением. Зачастую это оправданно, так как в русских условиях национализм очень часто скатывается в шовинизм. Но в целом я не поддерживаю позицию замалчивания в этом вопросе, так же как и мнение о «вненациональном» характере либерализма.

Парадокс состоит в том, что в точном смысле слова либерализм совпадает с национализмом. Нация есть социальная общность, основанная на единстве как культурных, так и политических ценностей. Настоящий национализм должен быть либеральным . Народ превращается в нацию, когда свобода становится для него одной из базовых ценностей.

При внимательном рассмотрении важнейшими, системообразующими элементами современного либерального национализма оказываются приоритет прав личности, отраженный в доктрине прав человека , вера в равноценность людей, независимо от их расы, вероисповедания, социального статуса и национальности, то есть сугубо либеральные ценности.

Отсюда логически следует признание равенства наций и отказ от этнической доктрины , когда принадлежность к нации определяется по признаку крови. Впрочем, говоря о русских, переживших многовековое иноземное нашествие, гражданскую и две мировые войны, в ходе которых целые народы перемещались по континенту, рассуждать об «этнической чистоте» было бы совсем неуместно.

По этой же причине либеральный национализм признает за каждой нацией право на построение собственной демократической государственности. В этом смысле одной из первых озвученных программ либерального национализма считают «четырнадцать пунктов» американского президента Вудро Вильсона.

В целом, по мнению либералов, люди выбирают свою национальную принадлежность пусть и не всегда самостоятельно (чаще это делают их родители). Но тем не менее это именно выбор, который может быть изменен по воле человека.

В связи с либеральным национализмом необходимо упомянуть и о поликультурализме (мультикультурализме) — интеллектуальном движении, возникшем во второй половине ХХ века и призывающем к сохранению, развитию мультикультурности существующих государств, к уважению культурных особенностей составляющих их народов.

Либерализм признает этот подход в силу собственной позиции о праве выбора человеком своей культурной идентичности. Но в то же время, ставя на первое место права человека, либерализм не может согласиться с «особенностями», эти права ущемляющими. Например, недобровольные браки, религиозная и бытовая нетерпимость и т.д.

Либеральный подход в национальном вопросе можно кратко сформулировать так: «будь терпим к тем, кто сам терпим».

О национальном вопросе в России

Россия в национальном плане представляет из себя сложный, хотя и совершенно не уникальный объект. Многообразие населяющих нашу страну народов отнюдь не больше, чем в целом ряде азиатских государств, а длительное сосуществование национальных автономий в рамках единого государства известно со времен Римской империи.

То, что делает нашу ситуацию необычной, — это политическое положение наиболее многочисленной, русской нации. Русские в СССР, а затем и в России уже почти 100 лет лишены части политических прав, которые предоставлены другим более или менее многочисленным нациям, входившим в состав сначала союзного, а теперь — российского федеративного государства.

Парадокс здесь в том, что государство в целом не является официально русским, оно «наднациональное», зато внутри этого государства существуют «государственные автономии» для наций-миноритариев. То есть государственная автономия по отношению к русским существует, а самого русского государства вроде как и нет. Тут — одно из двух: либо государство наднациональное и не должно быть никаких автономий, либо автономии остаются, но тогда государство надо признавать русским…

Такое положение сложилось исторически. Достаточно вспомнить, что в советские годы единственной союзной республикой, не имевшей республиканского ЦК правящей партии (фактически выполнявшего роль высшего государственного органа на подведомственной территории), была именно РСФСР. Говорить, что эту роль полноценно исполнял союзный ЦК, — невозможно.

Решение Никиты Хрущева по Крыму — лишь самый яркий, но отнюдь не единственный пример возможных последствий отсутствия политической защиты интересов русского народа во внутригосударственных отношениях. Хотя сегодня, конечно, это не должно быть поводом для обид на братский украинский народ.

Можно долго спорить о том, является ли глубокая культурная и демографическая деградация многих исконно русских земель результатом этого обстоятельства, но невозможно, оставаясь либералом, не поддержать требование представителей русской нации на предоставление ей равных политических прав в новом, федеральном государстве — России.

Благодаря гораздо более ограниченному самоуправлению российских регионов по сравнению с национальными республиками реализовывать свои интересы в области культуры, образования, законотворчества «владимирским русским», «ярославским русским», «воронежским русским» намного сложнее, чем титульным нациям российских автономий.

Русская нация оказывается искусственно политически разобщенной. А между прочим, ситуация искусственного разобщения наций рассматривалась ЕСПЧ применительно к Балканскому конфликту и была признана особой формой геноцида*. Поэтому требование изменить положение русских в России — оправданно.

* См. п. 96 Постановления ЕСПЧ по делу «Йоргич (Jorgic) против Германии», 12.07.2007

Либерализм и национальный вопрос в России

Какие варианты могут предложить либералы русскому народу?

Первая дилемма, которую приходится решать, — делиться или не делиться. Вопрос — старый как мир, но всегда остающийся актуальным. Что, казалось бы, может быть проще, чем избавиться русским от всех нерусских и выделиться, наконец, в свое отдельное, «национально чистое» государство, где все равны по определению, потому что все по определению — русские.

Полагаю, что дальнейшее деление страны с целью защиты прав русского народа и отбрасывание «национальных окраин», как это сделали в 1991 году, по всей видимости, не является выходом из положения. Еще точнее, это совсем не выход, а вход в очередной исторический тупик.

Нынешняя геополитическая ситуация не оставляет больших шансов на самостоятельное выживание вновь образуемых государств, как «русского», так и «нерусских». И тем более нельзя рассчитывать на лояльность вновь образованных «лимитрофов» по отношению к России. Тем самым интересы новой «малой России» будут еще более ущемлены. Одновременно могут быть ущемлены интересы миллионов русских и смешанных семей, вновь оказавшихся на «отделенных» территориях. Свидетелями подобных трагедий мы были при распаде СССР. Повторение стало бы катастрофой.

Еще более странным было бы учреждение самостоятельного русского государства внутри современной России. Это стало бы шагом назад к архаичной имперской структуре во времена, когда империи стали пережитком прошлого. Распад такой империи был бы неизбежен в самом скором времени. В результате мы пришли бы к ранее рассмотренному варианту с «отделением», но не добровольным, а добровольно-принудительным, сопровождаемым многочисленными локальными гражданскими войнами.

Так что выбор на самом деле невелик и сводится к своего рода «консенсусной демократии», предусмотренной нашей Конституцией, чей дух последовательно разрушался усилиями исполнительной власти при непротивлении Конституционного суда. Вопрос никогда не стоял бы в столь острой и «нерешабельной» форме, если бы принципы, заложенные в действующей Конституции, были работающими. Таким образом, я вижу решение национального вопроса через развитие демократии и максимальное использование тех возможностей, которые она предоставляет для разрешения подобного рода коллизий.

В Конституции заложены латентные механизмы, способные снимать накапливающиеся противоречия между положением титульной нации и национальными меньшинствами. Для этого и существует система «сдержек и противовесов», конечно, когда она реально работает, а не является декоративным политическим украшением.

Сохраняя наднациональную роль президента как гаранта прав всех граждан, необходимо восстановить и расширить полномочия Государственной думы, состав которой по определению опосредованно отражает основные пропорции социального и национального состава избирателей. В этом случае именно Государственная дума являлась бы органом, выражающим государственное единство русского народа и действующим с учетом мнения представителей остальных народов, входящих в состав России. Конечно, регламент такой Государственной думы должен быть скорректирован таким образом, чтобы учет мнения меньшинства стал обязательным.

Одновременно Совет Федерации, создаваемый на базе регионального представительства, стал бы тем, чем он изначально должен был быть, — органом обеспечения равенства всех наций в составе федерального государства, который призван сбалансировать естественное неравенство, создаваемое пропорциональным представительством в нижней палате парламента.

Федеральное правительство в такой ситуации наконец стало бы, как это принято в мире, финансово подконтрольным парламенту, обеспечивающим исполнение найденных в парламенте компромиссных решений, в том числе в области национальной, экономической и социальной политики. Но именно решений, возникших вследствие поиска компромисса между народными представителями, которые отражают интересы своих избирателей, а не решений, за которые эти представители механически проголосовали по указке из Кремля.

Нынешняя практика — когда один человек пытается диктовать правила поведения всей стране, на базе своих, иногда весьма спорных, представлений о происходящем и желаемом, — заведомо порочна. Очевидна невозможность для одной личности эффективно воспринять, осознать и сбалансировать интересы разнородных групп людей на огромной территории, тем более — в многонациональной стране.

С практической точки зрения положение, когда парламент лишен большей части властных полномочий — это не только фактическое умаление демократии. Это и есть ограничение русской национальной государственности в пользу наднациональной, автократической бюрократии, сформировавшей исполнительную вертикаль. Аналогичным образом федеральная исполнительная власть умаляет и права местного самоуправления, и полномочия субъектов Федерации.

Таким образом, с позиций либерализма национальный вопрос может и должен быть одним из главных вопросов, требующих своего разрешения в современной России, причем в контексте защиты прав как национальных меньшинств (о чем много и с удовольствием говорят), так и в контексте защиты прав коренного русского народа (о чем говорят мало и без удовольствия).

Разрешение национального вопроса в России в стратегической, глобальной перспективе возможно только в рамках построения по-настоящему демократического, то есть истинно национального государства, в котором реально работающая система разделения властей позволяет гибко защищать интересы русской нации, не ущемляя прав других национальностей.

Бюрократия и национальный вопрос в России

Что же мы видим сегодня?

Власть пытается решить национальный вопрос в диаметрально противоположном ключе, опираясь на жесткое администрирование и де-факто восстанавливая имперскую модель, уже неоднократно продемонстрировавшую свою неэффективность.

Фактически региональная власть и местное самоуправление большинства регионов искусственно поставлены в положение бюджетодефицитных , вынужденных существовать за счет федеральных субвенций. Региональные доходы изымаются в объемах, заведомо гораздо больших, чем требуется на общефедеральные нужды .

Оправдать такую практику рассуждениями о «повышении бюджетной дисциплины» невозможно прежде всего потому, что она неконституционна. Конституция, закрепив федеративное устройство, тем самым закрепила за субъектами Федерации право самим определять свою судьбу. В основании бюджетной пирамиды должны лежать полноценные бюджеты субъектов Федерации и производный от них федеральный бюджет. У нас же все наоборот — в основании бюджетной пирамиды лежит жирный федеральный бюджет, наполняемый за счет фактической конфискации средств у регионов, и зависимые от него худосочные бюджеты субъектов Федерации.

Это основа основ, своего рода «тайная финансовая конституция» современного российского государства. Перевернутая бюджетная пирамида тормозит развитие регионов и в конечном счете развитие социальных и духовных сил русского народа. И разговоры о «бюджетной дисциплине» являются только прикрытием этого прискорбного факта: эта «дисциплина», постоянно разрушаемая на федеральном уровне, не компенсирует снижения заинтересованности региональных элит в стимулировании экономического развития собственных территорий.

Такая политика является продуманной линией федеральной бюрократии на укрепление собственных позиций за счет умаления национальных интересов, в том числе и русского народа.

Бюрократия не только присвоила себе функцию наднационального арбитра, отняв ее у представительных органов власти. Она не только присвоила право монопольно выражать интересы русского народа, но еще и пользуется этим присвоенным правом для покупки лояльности национальных автономий.

Купленная лояльность, в свою очередь, расходуется не на защиту законных прав граждан, в том числе русского населения автономий, где местные элиты при подобном попустительстве строят феодальные, а иногда и клерикальные режимы, а на псевдолегитимацию собственной наднациональной власти.

Таким образом, федеральная исполнительная власть выступает в качестве оккупационного режима — собирая не налоги, а дань, то есть не неся никакой ответственности перед своими «подданными». На бытовом уровне это проявляется в повседневном поведении чиновников и силовиков, часто считающих себя отдельной, высшей кастой, а не слугами своего народа.

В сложившейся ситуации создание нового бюрократического образования вроде «комитета по делам национальностей» — не более чем очередная увертка, откладывающая на будущее полноценное решение национального вопроса путем возвращения к государственному строительству на основании федеративных и демократических принципов, закрепленных в Конституции.

Либерализм и иммиграция

Одним из наиболее животрепещущих аспектов национальной политики является вопрос о положении иностранных граждан, прибывающих в Россию на работу или на постоянное место жительства, иными словами, проблема мигрантов. Нельзя сказать, что Россия — это единственная страна, где остро стоит вопрос о мигрантах, но с учетом складывающейся демографической ситуации можно сказать, что ни в одной из цивилизованных стран он не стоит так остро.

Бюрократия не заинтересована в реальном решении миграционной проблемы. Жесткие меры, всё новые бюрократические барьеры и запреты направлены не на разрешение этого вопроса в национальных интересах, а на дальнейшее запугивание мигрантов, превращение их в еще более нелегальную, а значит — еще более бесправную рабочую силу. Тем самым создаются дополнительные возможности для коррупции и казнокрадства.

Реальные успехи в привлечении образованных иммигрантов, в повышении образовательного и культурного уровня вновь прибывших, в предоставлении им возможностей для интеграции в российское общество лишили бы бюрократию и сотрудничающий с ней бизнес рабского трудового резервуара, ликвидировали бы удобный громоотвод для общественного недовольства.

По этой же причине, кстати, на протяжении многих лет, несмотря на все красивые лозунги о модернизации, власть последовательно выпихивает из страны активных, образованных, молодых людей, создает неприемлемую среду для возвращения тех, кто получил хорошее образование за границей и желал бы жить и работать в России. Зато она открывает границы для десятков миллионов безграмотных, нелегальных мигрантов, неспособных и не желающих интегрироваться в российское общество, принять культурные традиции тех регионов, где они оседают.

Говорить одно, а делать другое — любимый прием нашей власти, но прошедшее десятилетие уже не позволяет списывать сделанное на «лихие девяностые».

В чем же состоит действительно либеральный подход к миграционной политике? Я бы свел его к нескольким базовым постулатам:

• фактическое, а не декларативное равенство прав людей, легально остающихся в России и желающих интегрироваться в нашу культурную среду;
• реальное, а не декларативное исполнение закона по отношению к злоупотребляющим нашим гостеприимством, и в еще большей степени — к наживающимся на чужой беде чиновникам и их бизнес-партнерам;
• создание условий для привлечения в Россию образованной, современной молодежи путем демократизации общественной и экономической жизни.

О сотрудничестве либералов и националистов

Усилия правящей бюрократии «развести» по разным углам либеральное и национальное движения, ее непрекращающиеся попытки опорочить поиск компромиссов не должны порождать в либеральной среде ощущение моральной неприемлемости взаимодействия с людьми, придерживающимися национально-демократических взглядов.

Настоящий либерал уважает право любого человека на отстаивание своей точки зрения, поэтому поиск компромисса, взаимодействие без отказа от своих базовых принципов не может быть морально ущербным в любом случае.

В конце концов, либералы исторически поддерживали право нации на самоопределение, вплоть до создания собственного государства, и нет никаких оснований отказывать в этом праве русскому народу.

В то же время либеральные принципы не позволяют сотрудничать с силами, принципиально отказывающимися признавать права человека за представителями иной нации, расы, вероисповедания.

Здесь возможна лишь попытка достижения договоренности о правилах политического противостояния. Либерализм имеет богатую историю разрешения национальных конфликтов, наработан большой опыт. Поэтому российским либералам есть на что опереться.

Но необходимо помнить о главном: время империй прошло, а время наций — нет. Именно попытки любой ценой воссоздать империю, действуя наперекор истории, представляют сегодня наибольшую угрозу как для русского народа, так и для других народов, населяющих Россию.

Современный человек не готов отказаться от национальной самоидентификации в глобализирующемся мире. Возможно, это один из типов человеческого разнообразия, который, с одной стороны, позволяет нам ощущать свое единение с другими людьми, а с другой — создает человечеству в целом внутренние стимулы к развитию.

Участвуя в национальном самоопределении, добиваясь изменений в государственном устройстве, либералы в России последовательно отстаивают права человека как высшую ценность, конечную цель государственного и национального строительства. В том числе в интересах отдельного русского человека, в интересах всей русской нации.

ВОПРОСЫ

УПРАВЛЕНИЯ

IMPERIUM VS ETAT NATION?

К ВОПРОСУ О СООТНОШЕНИИ ПОНЯТИЙ «ИМПЕРИЯ» И «ГОСУДАРСТВО»

Рогов И. И.

кандидат философских наук, доцент, доцент кафедры социологии Южно-Российского института-филиала, Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации (Россия), 344022, Россия, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, д. 70, ауд. 805, [email protected]

УДК 321 ББК 66.033.12

Цель. Определить, можно ли в отношении имперских политических систем использовать понятие «государства» и если да, то к какому типу государств относятся империи.

Методы. Историко-сравнительный, структурно-функциональный. Опираясь на принципы системного подхода, автор применяет методы анализа, синтеза, оценки, сопоставления и сравнения.

Результаты. Проводится обзор научных дискуссий в сегменте языка политической философии в отношении сущности «государства» в их применимости к предмету исследования империй. Дана ретроспектива понятия «государства», как оно трактовалось в отечественной мысли в постсоветский период. На целевой вопрос дан положительный ответ. Предложена классификация.

Научная новизна. Автор приходит к выводу, что империя является «государством», если последнее трактовать преимущественно через административный институт. Однако империи как государства типологически отличаются от остальных видов государств, в частности - национального государства.

Ключевые слова: империя, государство, национальное государство, колониальная империя, политический язык, политическая философия, администрирование, суверенитет, легитимность.

IMPERIUM VS ETAT NATION? ON THE QUESTION OF CORRELATION OF NOTIONS “EMPIRE” AND “STATE”

Candidate of Science (Philosophy), Assistant Professor, Assistant Professor of Sociology Department of the Southern-Russian institute-branch of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration (Russia), room 805,

70 Pushkinskaya str., Rostov-on-Don, Russia, 344022, [email protected]

Purpose. To determine if it is possible to use the notion of “state” in relations of empire political systems and if yes, to what type of states empires can be referred.

Methods. Historical-comparative, structural-functional. Based on the principles of a systematic approach, the author uses methods of analysis, synthesis, assessment, correlation and comparison.

Results. The author reviews scientific discussions in the segment of the political philosophy language towards the essence of “state” in their application to the subject of research of empires. The author also gives a retrospective of the notion “state” as our national scientists explained it in the Post-Soviet period. The author gives a positive answer to the main question and offers his own classification.

Scientific novelty. The author concludes that the empire is a “state” if we explain the latter mainly though administrative institute. However, empires as states differ typologically from other types of states, in particular - national state.

Key words: empire, state, national state, colonial empire, political language, political philosophy, administration, sovereignty, legitimacy.

© Рогов И. И., 2015

И ПОЛИТИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ

Рогов И. И.

В истории политической науки имели место обоснования различных исторических видов государств: государства полисного типа, феодальной монархии, современного национального государства и проч. Однако один вид государств - империи - так и не получил серьёзного научного обоснования, и, более того, существуют серьёзные сомнения, можно ли вообще называть «империю» «государством». В данной статье поставлена цель выявить существенные, концептуальные позиции, по которым можно было бы ответить, государство ли империя, и если да, то какое.

Единого, общепризнанной в науке и закреплённой в праве дефиниции «государства» не существует. Его определяют через способность вступать в дипломатические отношения, через суверенитет, через аппарат принуждения и т. д. Это было подробно показано в работах таких учёных, как Б. Бади , С. А. Бабурин , Ш. Эйзенштадт , Р. Нозик , К. Скиннер и др. Однако, определённая генерализация всё же имеется. Термин «государство» употребляется в двух основных смысловых коннотациях. Первый - обозначает все исторические политические субъекты, которые когда-либо вступали друг с другом в дипломатические контакты, воины, торговые и прочие союзы, обладали верховной властью, армией, аппаратом принуждения, правовой системой, являлись государствами или считались таковыми . В этом значении понятие «государство» употребляется в обыденной коммуникации, в публицистике, в общей политологии и в общей истории. В этом значении «империя», конечно, государство. Точнее, специфическая разновидность государств.

Второй смысловое значение соотносит «государство» с конкретным историко-политическим субъектом - национальным государством Западной Европы эпохи Нового Времени, а точнее - периода с Вестфальских мирных договоров примерно до наших дней. «Национальное государство» - уникальный политический субъект, со своей собственной правовой и структурной спецификой . В этом смысле «империя», конечно же, не может быть «государством». Хотя из истории мы знаем, что в Новое Время сформировались могущественные колониальные империи, в структуре которых национальные государства, расположенные на территории Западной Европы выполняли функции центрального звена - метрополий, вся империя конечно же не может быть государством в его национальном контексте.

То есть, проблема состоит в том, что на уроне политико-правовой теории «национальное государство» и «империя» - несопоставимые понятия, а в истории и в политических процессах - ряд национальных государств, всё же выстроили специфическую имперскую структуру.

Исследование указанной проблемы может иметь множество аспектов, из которых в этой статье мы коснёмся нескольких, но центральных.

Первый из них - лингвистический. Он предполагает необходимость уточнить понятие государства, в котором помимо общего значения слов есть и конкретные языковые смыслы. Государство, оно же state (англ.), оно же Stato (итал.), оно же Staat (нам.), оно же Etat (франц.), оно же Estado (исп.). Все эти версии, происходящие от латинского корня, естественным образом друг с другом схожи. Схожи примерно и их смыслы. Однако, тот, смысловой объём, который на Западе обозначается термином state, это не совсем «государство» в русском языке . Для современного Запада State - такое государство, в котором власть ограничена конституцией, писаной или неписаной, и которая основывается на теории прав человека.

В работе профессора Лондонского университета Квентина Скиннера «Понятие государства в четырех языках» данный вопрос подробно проанализирован.

Слово «государство» кажется нам совершено привычным. Но его современный смысл, как и процесс становления есть результат лингвистической и политической инновации XIV-XV веков. И к Римской империи, утверждает профессор Скиннер, понятие «государства» неприменимо: там есть то, что римляне называют res publica: «общественная власть», «общее дело». Из всех институтов современного государства в Imperium Romanum имели место только налоги и армия. Латинское слово status, наряду с такими эквивалентами из национальных языков, как estat, stato и state, становится общеупотребительным в разнообразных политических контекстах и начиная только с XIV века. Lo stato - термин, используемый Макиавелли, во время его жизни ещё не означало «государство» в современном понимании. Макиавелли обозначил этим неологизмом - «Lo stato» новую для своего времени реальность - так называемые «новые монархии», которые мы, потомки, знаем под обозначением «абсолютизм» и «абсолютистские монархии». Правители этих монархий разрушали предыдущую систему социальной иерархии, рассматривая и высшую дворянскую прослойку и низшие классы как инструменты в достижении целей государственного механизма. Административная власть в эпоху, предшествующую жизни Макиавелли, то есть до Реформации, до кризиса феодализма, не могла быть названа «Lo stato», и не соответствовала этому понятию. Соответственно, империи, появившиеся в де-ренесансную, до-макиа-веллевскую эпоху, не являются «Lo stato».

В русской истории наиболее близко соответствовали сущности «Lo stato» режимы Ивана Грозного и Петра Первого, которые ради своих политических

И ПОЛИТИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ

Рогов И. И.

целей не считались ни с жертвами ни с методами, и, что показательно, вели себя с представителями всех социальных слоёв одинаково жестоко, как и, к примеру, Генрих VIII.

Как же термин status и его производные приобрели современный, и, главное - универсальный, общеупотребительный и единственный смысл? Скиннер, обращаясь к текстам XIII века, показывает, что всевозможные кондотьеры и прочие узурпаторы власти были озабочены удержанием собственного status principis -положение суверенного правителя, что было возможно при соблюдении двух принципиальных условий: стабильности политического режима и сохранении, а лучше - приращении территорий области или города-государства . В результате в общественном сознании термины status и stato закономерно начинают служить для обозначения территории.

Далее Скиннер утверждает, что современная трактовка государства восходит не к республиканцам, но к теоретикам светского абсолютизма конца XVI - XVII века (в частности, у Г оббса), приводя следующие аргументы. Классическая республиканская теория отождествляет государство и граждан, которые не «передают», а всего лишь «делегируют» свою власть правителям. Кроме того, в данной традиции терминам status и state предпочитаются civitas или respublica, которые, например, республиканец Локк передает по-английски как city или commonwealth .

Но, и не зная о Скинере, из истории мы знаем о научной тенденции, имевшей место в конце XIX века, которая утверждала, что в эпоху национализма и империализма многонациональные и многоязычные государства - реликты трёх предыдущих веков - обречены на гибель, а будущее за крупными государствами с большими территориями, объединяющими однородные нации . На этой идее, которая сама являлась гибридом нарастающего национализма и экспансионистского империализма, во многом был построен Второй - кайзеровский Рейх, и, позже, конечно, Третий. Национализм и национальное государство мыслились как социально-политические единицы значительных размеров, склонные к доминированию в международной политике. Противопоставление их империям ещё не было актуально, и современники полагали естественным перетекание одной формы политической организации в другую . Лишь по результатам Второй Мировой войны произошло разграничение на собственно «национальные государства» и современные империи - сверхдержавы.

Каким же тогда государством следует полагать империю? Civitas, stato и state могут применяться лишь ограниченно: максимум - в отношении морских колониальных империй Нового Времени. Каждое из этих понятий может быть включено в имперскую

структуру, но их логический объём империи не идентичен. Ситуация осложняется тем, что самих империи существовало несколько исторических видов: континентальные, колониальные, номадические. Сверхдержавы - термин, применимый и используемый последние 60 лет и сейчас.

Форма государств Запада Нового Времени - национальное государство - это такая организация политической власти, при которой власть ограничена правом, а сущность права рассматривается именно как свобода. В русском языке «государство» означает принадлежность, «нечто государево, государево достояние», но уж никак не такое публично-правовое состояние, которое было обозначено понятийным рядом «право» и «свобода». Это не значит, что один смысл хуже другого. Но в русском языке термин «государство» обозначает качество «принадлежности к» и отвечает не только на вопросы «что?», и «какое?», но и «чьё?».

Исторически в России государство как институт, никогда, за исключением краткого «ельцинско-горбачёвского» периода не противопоставлялось империи и как идее, и как организации . Логично и естественно, что в русском языке на терминологическом уровне «государство» может быть «империей», а может не быть, но уж точно не противопоставляет себя ей. Смысл этого возможного симбиоза но не противоположности заложен на лингвистическом, смысловом, архетипическом уровне языка, а значит, и коллективного бессознательного.

Второй аспект среди обозначенной проблемы состоит в самом «национальном государстве», точнее - в соответствии реальных национальных государств идеи национального государства как такового.

Теория национального государства создавалась для обслуживания реальности, сформированной Вестфальской системой международного права. Однако она никогда не удовлетворяла поставленной задаче: национальные меньшинства - суть реальность даже в классических национальных государствах Западной Европы . Не существует примера, когда государство средних размеров (не карликовое) этнически монолитно. Помимо этого, понятие «национального государства» постепенно усложнило своё содержание и слилось с понятием «демократического государства» или государства вообще .

Современная разновидность национального государства - правовое государство. Теория правового государства такова, что не предполагает включение в список своих конкретных воплощений имперской административной единицы. Парадигмальные основания теории правового государства - теория общественного договора и концепция естественного права создавались без оглядки на имперскую реальность и даже в отрицании этого принципа .

И ПОЛИТИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ

Рогов И. И.

Государство всеобщего благоденствия есть высшая форма развитого правового государства, хотя последнее и не обязательно приводит к первому. Империя - властная система, которая может быть основана на праве, понятом как свобода, а может и не быть, но точно не правовое государство современного мира. Её сложно идентифицировать через правовую терминологию. Существование правовых систем в имперских системах исторически неоднозначно. Первая из империй, осознавших самое себя - римская - предстаёт нам как достойный уважения и восхищения источник права. Fiat justitia et pereat mundus - пусть рухнет мир, но свершится закон, - эта крылатая латинская фраза лучшее свидетельство отношения к закону в некоторых империях. Однако история других империй оставляет серьёзные вопросы.

Как субъекты международного права национальные государства представляют некоторую общность, но как по своему генезису, так и по исторической судьбе они образуют различные группы. Важно признать, что само по себе национальное государство не исключает имперскую форму организации в ином регионе. Бельгия, Франция, Италия, Португалия -перед нами примеры типичных национальных государств европейского региона. Они же - колониальные империи за его пределами. Одни - успешные, другие -неудавшиеся.

Даже из этого краткого обзора ясно, что сравнение империи и государства может предполагать серьёзную терминологическую ловушку.

Чтобы хотя бы примерно обозначить, в чём состоит уникальность империи как политической единицы, обратимся к классике отечественной социологической мысли, к соотечественнику, профессионально исследующему смыслы социального и политического пространства - А. Ф. Филиппову.

«Государственно-политическое», по А. Ф. Филиппову, оформлено, поскольку речь идет о его очерченных границах, которые отделяют его не от неполитического, но от иной политической формы, иного государства... Его форма определяется изнутри, поскольку государство суверенно на своей территории. Его форма определяется и извне, поскольку все ведомое пространство занято другими государствами.. Однако во всяком случае граница остается социальным артефактом, поскольку разделяет на географическом узоре множество похожих друг на друга государств .

«Имперски-политическое», по версии А. Ф. Филиппова отличается тем, что имперская фигура может, конечно, наблюдаемая извне, в особенности в нынешнем, глобализированном мире, быть неотличима от большого государства. Но смысл имперского пространства состоит в том, что изнутри империи оно созерцается как некий малый космос, встроенный

в большой - совокупный порядок бытия, - но отнюдь не в систему международных отношений, где только взаимопризнание государств гарантирует сохранность границ. Пространство империи не нуждается в такой легитимации .

Хотя слова А. Ф. Филиппова следует рассматривать как одну из возможных интерпретационных версий, в ней всё же указаны аспекты различия смыслов «государства» и «империи».

Повторим ещё раз: мало того, что слово «государство» имеет в русском языке смысловые коннотации принадлежности, совершенно не совпадающие с смысловым объёмом западного аналога - state; само слово для обозначения административно-политических единиц (систем, структур), господствующих на определённой территории - всего одно. «Государство» у нас и полис, и феод, и абсолютная монархия, и капиталистическая республика, и традиционная (патримониальная) империя, и тоталитарная система, и кочевая империя и сверхдержава. Разумеется, смысл термина максимально размыт, потерян, бессодержателен. Империя - не государство в смысле state. Но она и не «государево». Она - специфически организованный административный субъект, действующий в пределах пространства, на которое способно распространить своё влияние.

Не претендуя на исчерпывающий характер заявленной проблемы, сформулируем следующие положения.

Империя - суть государство. Но она - не lo stato (state), хотя само state может быть её составной частью - метрополией. Империя - специфически организованный административный субъект, действующий в пределах пространства, на которое способно распространить своё влияние.

В конченом итоге противопоставление империи государству вообще, и, государству-нации в частности, лишено смысла и не только исторически, но и теоретически. Это - как противопоставлять целое части. Империя включает в себя современное государство, но универсальнее последнего.

Встаёт вопрос, как типологизировать их отношения. Необходимо определить такую черту, которая была бы общей для всех исторических государств. Хорошо бы выбрать «легитимность», но это окажется неправдой. В истории достаточно примеров существования государств даже без внутренней легитимности: они называются тираниями. К тому же, легитимность - скорее качество власти. «Суверенитет» на эту роль тоже не годится: не все государства современного мира обладают полным суверенитетом; то же можно наблюдать и в исторической ретроспективе. Осталось право на использование силы; вооружённой силы.

Макс Вебер, а за ним и Шмуль Эйзенштадт - лишь наиболее известные имена среди тех, кто определяет

И ПОЛИТИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ

Рогов И. И.

государство через право или просто способность использовать силу . Но инструменты физического принуждения - полиция или армия являются именно инструментами, атрибутами у центрального государственного института - института администрирования.

В своей известной работе «Политика как призвание и профессия» Макс Вебер пишет: «дать социологическое определение современного государства можно, в конечном счете, только исходя из специфически применяемого им, как и всяким политическим союзом, средства - физического насилия».

Не оспаривая Вебера трансформируем его формулировку: «дать определение государства как такового можно, в конечном счёте, только исходя из специфически используемого им, как политическим союзом, института администрирования».

Администрирование - общее свойство у всех государств человеческой истории. Даже номадические общества, в отношении государственности которых развиваются бурные дискуссии , содержали этот институт, а именно систему отношений, в которой один субъект политического действия отдаёт приказ, а другой (или другие) его исполняет и следят за исполнением.

Если использовать критерий «администрирования» как общий для всех государств идентификатор, мы получим примерно следующую схему (рис. 1).

Сейчас не так важно, исчерпывающ ли список иных разновидностей государств (национального, феодального, племенного и полисного), полностью ли он терминологически корректен в научном смысле. Важно, что на онтологическом уровне в понятийном сегменте политической теории империя является государством,

если последний термин используется как обозначение класса историко-политических акторов. При этом «империя» - термин, который соотносится уже с видовым обозначением нескольких исторических типов империй - континентальных, колониальных, нома-дических, сверхдержав и т. д. Прочие же государства относятся к иной разновидности историко-политических субъектов.

Отметим, что на историческом уровне такой дихотомии не наблюдается, поскольку каждый из перечисленных в этой схеме субъектов политической истории входил в империи, составляя либо центральную, либо периферийную её части. Так, в морской колониальной империи Новго Времени как особом подвиде имперских систем национальное государство выполняло функцию метрополии, а различные феодальные монархии и племенные союзы - колоний. Но это уже предмет отдельной дискуссии.

Литература:

1. Аристотель. «Политика. Афинская полития». М, Мысль, 1997. 343 с.

2. Бабурин С. Н. Мир империй: территория государства и мировой порядок. М.: Магистр Инфра-М., 2010. 534 с.

3. Бади Б. От суверенитета государства к его жизнеспособности // Мировая политика и международные отношения в 1990-е годы: взгляды американских и французских исследователей: Пер. с англ. и фр. / Под ред. М. М. Лебедевой и П. А. Цыганкова. М., 2001. 238 с.

4. Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. 808 с.

5. Государство как произведение искусства: 150-летие концепции: Сб. статей // Институт философии РАН,

И ПОЛИТИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ

Рогов И. И.

Московско-Петербургский философский клуб; Отв. ред. А. А. Гусейнов. М.: Летний сад, 2011. 288 с.

6. Гринин Л. Е. Политический срез исторического процесса. Государство и исторический процесс. М. Либроком. Изд. 2, испр. и доп. 2010. 264 с

7. Крылатые латинские выражения. 4000 знаменитых фраз, изречений, устоячивых выражений от великих авторов античности. Составитель - Цыбуль-ник Ю. С. М.: ЭКСМО, Фолио, 2008. 430 с.

8. Локк Дж. Сочинения в трех томах: Т. 3. М.: Мысль, 1988. 668 с. (Филос. Наследие. Т. 103). 406 с.

9. Малков С. Ю. Логика эволюции политической организации государства. М.: Ком Книга, 2007. 345 с.

10. Нозик Р. Анархия, государство и утопия. М.: ИРИ-СЭН, 2008. 456 с.

11. Скиннер К. Понятие государства в четырех языках: Сб. статей / Под ред. О. Хархордина. СПб.: Европейский университет в Санкт-Петербурге; М.: Летний сад, 2002. 218 с.

12. Филиппов А. Ф. Наблюдатель империи (империя как социологическая категория и социальная проблема) // Вопросы социологии. 1992. № 1. С. 89-120

13. Эйзенштадт Ш. Срывы модернизации // Неприкосновенный запас. 2010. № 6 (74).

14. Этцтони А. От империи к сообществу: новый подход к международным отношениям. М. Ладомир 2004. 298 с.

16. Jasay A. de. Against Politics. London: Routledge, 1997. Р. 543.

17. John A. Armstrong, Nations before Nationalism (Ghapel Hill: University of North Carolina Press, 1982); Michael W. Doyle, Empires (Ithaca: Cornell University Press, 1986); Суни, Рональд Григор. Уроки империи: Россия и Совесткий Союз. / ПРОГНОЗИ£, Номер 4 (8), Зима 2006, С. 136-161.

1. Aristotle. “Policy. The Constitution of the Athenians”. M., Misl, 1997. 343 p.

2. Baburin S. N. World of empires: territory of the state and world order. М.: Маgistr Infra-М., 2010. 534 p.

3. Badi B. From the sovereignty of the state to its viability // World policy and international relations in 199o-s: ideas of the American and French researchers: Transl. from English and French / Edited by M. M. Lebedeva and P. A. Tsi-gankov. М., 2001. 238 p.

4. Veber M. Selecta. М., 1990. 808 p.

5. State as a piece of art: 150th anniversary of the concept: Collection. of articles // Institute of philosophy RAS, Moscow-Petersburg Philosophical club; Editor-in-Chief A. A. Guseinov. M.: Letniy sad, 2011. 288 p.

6. Grinin L. E. Political aspect of a historical process. State and historical process. M. Librokom. Edition 2, changed and revised. 2010. 264 p.

7. Catch Latin phrases. 4000 famous phrases, aphorisms, set phrases by outstanding ancient authors. Compiled by Tsybulnik Yu. S. M.: EKSMO, Folio, 2008. 430 p.

8. Locke J. Compositions in three volumes: V 3. M.: Misl, 1988. 668 p. (Philosoph. Heritage. V. 103). 406 p.

9. Malkov S. Yu. Logics of evolution of a political organization of the state. М.: Ком Kniga, 2007. 345 p.

10. Nozik R. Anarchy, state and Utopia. М.: IRISEN, 2008. 456 p.

11. Skinner K. Notion of the state in four languages: Coll. of articles / Edited by O. Kharhodin. StPetersb.: European university in StPetersburg; M.: Letniy sad, 2002. 218 p.

12. Fillipov A. F. Observer of an empire (empire as a sociological category and social problem) // Voprosy sotsi-ologiyi. 1992. № 1. P. 89-120

13. Eisenstadt Sh. Break of modernization // Emergency reserve. 2010. № 6 (74).

14. Etzioni A. From the empire to the community: a new approach to international relations. M. Ladomir. 2004. 298 p.

15. Claessen H. J. M. 1996. State // Encyclopedia of Cultural Anthropology. Vol. IV. New York. P. 1255

16. Jasay A. de. Against Politics. London: Routledge, 1997. Р 543.

17. John A. Armstrong, Nations before Nationalism (Ghapel Hill: University of North Carolina Press, 1982); Michael W. Doyle, Empires (Ithaca: Cornell University Press, 1986); Suni, Ronald Grigor. Lessons of empire: Russia and Soviet Union. / PROGNOZIS^, Number 4 (8), Winter 2006, P. 136-161.

В современной русской общественной мысли на протяжении последних двух-трех лет происходит малоосмысленное размежевание сторонников Империи и «национального государства». Этот процесс начался тогда, когда радикальному крылу патриотов-националистов понадобилось провести в ферзи смутогонный концепт, соединивший две идеи.

Во-первых, нация равняется этносу, который осознал, что общность крови порождает общность всех политических интересов, и принялся формулировать эти интересы, а затем и добиваться их реализации . Например, строя или перестраивая государственный механизм на основе выдвинутой им к власти элиты, которая скреплена по преимуществу узами единой крови.

Во-вторых, требования, сформулированные элитой, и поставленные на фундамент кровного братства, должны осознаваться в политике как абсолют . Всё, им противоречащее, смеющее оспаривать их, должно быть разрушено.

Этот концепт приобрел немало сторонников благодаря кажущейся простоте и ясности, а еще того более благодаря политике реальной политической элиты России, то и дело идущей в прямо противоположную сторону - в сторону подавления этнических интересов русских.

На начало «нулевых» оно сопровождалось «остаточным» подходом к запросам русской культуры, целенаправленным разрушением русского исторического самосознания и странными зигзагами в отношениях с Русской Православной Церковью. На протяжении пяти или шести последних лет государство принялось создавать артефакт державного (паспортного) патриотизма, минимально налаживать отношения с Церковью и т.п. Всё это происходит в крайне недостаточных дозах, крайне непоследовательно и коряво, но производит более благоприятное впечатление по сравнению с тупыми гонениями всего русского в 90-х. Если оставить в стороне вопрос о том, какая часть прокремлевской элиты действительно желает позитивных изменений в стране, а какая просто отрабатывает новую, квазипатриотическую информационную стратегию (этих, по всей видимости, большинство), то придется признать: период позднего Путина вычеркнул из массового сознания многие острые вопросы 90-х годов. Таким образом, сохранился сравнительно небольшой набор факторов раздражения, способных, хотя бы в теории, вызвать массовое возмущение, а там и переворот, который позволит переделить поле исполнительной власти. Главный из них - этнический.

Надо смотреть правде в глаза: рубеж между позициями «имперцев» и «этнонационалистов» отчетливей всего виден не в сфере теоретических споров, а в плане методов борьбы. Правоверный «кровник», как правило, убежден в неизбежности новой смуты или, вернее, в ее необходимости. И он в подавляющем большинстве случаев исповедует радикализм по отношению к существующей власти.

«Имперец» чаще напирает на необходимость «раскола» существующей элиты, работы с ее «здоровым» элементом, он уповает на мирное «продавливание» важных преобразований во власть. «Имперец» чаще указывает на издержки вооруженной борьбы: очередная революция и очередная гражданская война опять уложат в гроб миллионы тех же самых русских и опять приведут к непредсказуемому результату.

Нельзя сказать, чтобы среди «имперцев» не находилось сторонников переворота. Так же нельзя утверждать и обратное: будто среди «этнонационалистов» одни сторонники революционной стратегии. Нет. Но такова тенденция, и исключения только подтверждают ее.

Поэтому крыло «кровников» в русском национальном движении постаралось дискредитировать идею Империи.

Такой ход нужен был в первую очередь для того, чтобы расчистить путь своему концепту, а потом сделать его фитилем для массового «прямого действия».

Основной способ, использованный для подрыва того интеллектуального авторитета, который идея Империи набрала, стало приписывание имперскому государственному строю недостатков, для него нехарактерных. Или же характерных для него в той же, степени, что и для других форм политического устройства. Так, например, всячески подчеркивалась полиэтничность Империи, которая в российском варианте, по мнению «этнонационалистов», постоянно приводила к использованию русских как демографического ресурса, призванного решать проблемы других этносов. Подчеркивалось неполноправие русских в своем же государстве, когда оно принимало имперский вид. И, конечно, между Империей и военной экспансией ставился знак равенства, после чего следовало поучение о напрасных жертвах, понесенных русскими во время этих имперских завоеваний.

В результате возникло совершенно неадекватное противопоставление концептов «Империи» и «национального государства».

Повторю: подобное противопоставление строится на тезисе, согласно которому нация = этносу, осознавшему свои политические интересы, а этнос характеризуется в первую очередь единой кровью.

Между тем, нация не равна этносу, а выдвижение «единой крови» как основного фактора, маркирующего этнос, является всего одним из вариантов, притом далеко не самым удачным.

Если восприниматься «кровь» в буквальном смысле, то окажется, что главная основа этноса трактуется в терминах оккультизма, замаскированного под научный дискурс. Националист-«кровник» любуется этой кровью, молится на нее, как на икону, пытается расшифровывать таинственный «голос крови», а то и выстроить иерархию в духе «чья кровь выше». Но пойди-ка поспрашивай, в чем конкретно состоит этот самый «голос крови» после «раскодирования», и не услышишь от адептов ничего, помимо «это очень важно» и «это видно лишь на мистической основе».

Люди всегда хотели иметь поддержку от тех, кого считают своими и, естественно, расположены были своим помогать в первую очередь. Это социальный рефлекс. Но выработан он никакой не «кровью», а воспитанием. Этнос существует при соблюдении двух условий: большая общность людей сохраняет в течение нескольких поколений единый язык и единые бытовые предпочтения (обычно заданные средой обитания). Тогда возникает устойчивый образ «своего» и, соответственно, массовое этническое самосознание, позволяющее индивиду сказать, не задумываясь: «Я - русский». Или: «Я - коряк». Или: «Я - татарин»… А «он» - «наш», ведь он говорит, двигается, ест, выбирает сексуального партнера, относится к своей родне/друзьям так же, как я. Зато вот этот - не «наш», у него жесты чужие, он специи сует в пищу без конца, ему вторую жену подавай, он по-русски говорит с акцентом, половины слов не знает.

Значительные изменения, происходящие на разных этажах моноэтничного социума, уже могут разрушительно повлиять на этническую самоидентификацию - в духе: «Мы, крестьяне, в энтой тилихенции ничего русского не видим. По-нашему говорят чудно , как не по-нашему. И вся жись у них не наша. И сами они - не наши».

Притом «бытовые предпочтения» означают самый простой, нижний ярус культуры. Он же и самый прочный. Сюда входят обычаи, связанные с семьей и родом, с жилищем, средой обитания, рационом, суточным и календарным ритмом жизни.

Современная городская жизнь, вестернизированная на большей части земного шара, унифицирует стандарты поведения во всех этих сферах, а потому разлагающе действует на этничность. Для большинства «городских» и, тем более, «мегаполисных» этносов высокие этажи культуры давным-давно стали основным источником подпитки нижних этажей. Этничность поддерживается фактором принадлежности к определенной нации. Ведь именно на уровне нации включаются такие вещи как массовое историческое, культурное и религиозное самосознание. А они уже, в свою очередь, подстраивают под себя самосознание этническое, в том числе и в чисто бытовом плане.

В наш век не из этносов строятся нации, а из наций - этносы.

Если нации уже нет, то за несколько десятилетий этнический материал, входивший когда-то в ее ядро, может полностью лишиться этнических маркировок. Поменяется быт, разрушится традиционная семья, затем иные социальные скрепы, а в последнюю очередь и язык, унаследованный от предков, уступит место иному, более агрессивному в сферах экономики и политики.

Сторонники «кровяной» основы этноса говорят о некой «витальной силе», объединяющей этнос. Она связывается с «генетической и биохимической конституцией» этноса, которые предопределяют «этнические инстинкты восприятия и действия». Наличие «витальной силы» якобы может подарить этносу мощный ассимиляторский потенциал. Но если она исчерпалась, то этнос имеет все шансы погибнуть.

Ну а теперь пощупать бы эту «биохимическую конституцию». Где она спрятана? В каком месте? Или на каком уровне? И как продуцирует «витальную силу»? А потом проанализировать, до какой степени она помогла нашим эмигрантам «первой волны», сохранить в предельно обамериканившихся или оевропеившихся внуках русскость со всеми ее «инстинктами восприятия и действия». Или, скажем, как она помешала норвежцам превратиться в исландцев…

У Л.Н.Гумилева постоянно звучал термин «пассионарность», очень о очень близко лежащий с «витальной силой». «Пассионарность» также могла исчерпаться, как батарейка, и ясно было: человек за «космическими излучениями» прячет действие Духа Святого и энергий, имеющих небесное происхождение. Ведь это в любом случае - внешний источник по отношению к сообществу любых масштабов. Понятия «биохимическая конституция» и «витальная сила» предполагают наличие внутреннего источника, самоподдерживающегося, как вечный двигатель, в любом этносе. За счет чего он «заводится»? И откуда появляется? Нет ответа. Думается, ничего, помимо публицистических фантазий за этими понятиями не стоит. Просто слово «кровь» надо как-то цивилизовывать, вот и стараются люди дать старому мифу новые, наукообразные ярлыки.

Как объединяться на основе «биохимической конституции»?

Никто из этнонационалистов до сих пор не привел ни единого серьезного аргумента, доказывающего, что чистота собственно русской крови осталась «на высоте» после советской эпохи и 90-х годов, когда смешанные браки были нормой. А значит, если победит тенденция, зовущая к единению (а там и «прямому действию») на основе соответствия «кровяному стандарту», то полукровки, квартероны, а то и более слабые разновидности «помесей» попадут в потенциальные предатели, в «русских-второго-сорта», в недочеловеков. Это автоматически толкнет их на противодействие, и страна получает большой конфликт на всех уровнях, вспыхивающий между этнически чистыми русскими и тоже русскими, только не очень чистыми …

Теперь о соотношении понятий «Империя» и «нация».

Являясь сторонником цивилизационного подхода к историческому процессу, я считаю, что в мировой истории существовали цивилизации в том виде, о котором говорили Н.Я.Данилевский, К.Н.Леонтьев, а также огромное количество мыслителей до них и после них, вплоть до С.Хантингтона. Империя является наиболее адекватным политическим оформлением пространства цивилизации. Могут быть и другие формы, но они в меньшей степени обеспечивают жизнеспособность цивилизации. Всякая цивилизация строится вокруг одной сверхценности. Именно сверхценность обеспечивает единство культуры этой цивилизации и ее постоянную воспроизводимость. Она имеет, в большинстве случаев, религиозный, либо крипторелигиозный характер. И она простраивает под себя всё то, чем в первую очередь характеризуется нация: религиозное, культурное и историческое самосознание, долгоживущие социально-политические модели, миссию, под знаком выполнения которой нация живет.

Следовательно, имперское устройство государства можно дефинировать в зависимости от того, является ли оно государством-цивилизацией или нет, признается ли народом этого государства единая сверхценность и выстроилась ли в нем единая культура. Устойчивая цивилизационная культура - она же в подавляющем большинстве случаев имперская. Население цивилизации, то есть те, кто воспринимает как родную данную сверхценность и произведенную ею культуру, Л.Н.Гумилевым названы суперэтносом.

Я ставлю знак равенства между понятиями «суперэтнос» и «нация». С этой точки зрения, суперэтнос может быть как полиэтничным (в нем может быть хоть 10, хоть 20 этносов), так и моноэтничным. Таким образом, нация может быть как полиэтнична, так и моноэтнична. Нация порой «режет» этнос на два разных сегмента: часть этноса может входит в нацию - быть имперским народом, часть этноса может туда не входить. Мало того, если существует моноэтничное государство, оно не обязательно является национальным, поскольку внутри этого государства может не сложиться нации как таковой - хотя бы и при наличии всего одного этноса. Сложилась ли, например, словацкая нация?

Другое, что нация строится всегда и неизменно вокруг бытовых, лингвистических и культурных предпочтений одного этноса. Суперэтнос, то бишь нация, не бывает сплавом разнородных элементов в пестрое и навеки застывшее в своей незыблемости единство. У нации, при всей универсальности ее религиозной сверхценности и высокой культуры, тем не менее, язык, история и повседневно-бытовые приоритеты одного этноса . А уж к ним пристегиваются некоторые включения из истории быта других этносов, вошедших в нацию. Ведущего. Преобладающего. На каком-то отрезке нациогенеза - безраздельно господствующего. Одним словом, этноса-строителя.

Поэтому в России не может быть российской нации, но только русская. Полиэтничная русская нация, в основе которой лежит реально существующий русский этнос со всеми его предпочтениями. Любые попытки создания «новый исторической общности» - «российского народа» как второго издания «советского народа», т.е. нации «паспортной», обречены на растрату чудовищных средств под вынашивание мертвого младенца. «Гражданский национализм», он же «национализм паспортный», в непопулярность которого уперлась нынешняя политическая элита, представляет собой губительную химеру. Проблем возникнет много, - собственно, раздражение в российском социуме уже нарастает, - а вот пользы ждать не приходится.

Таким образом, определение, которое говорит о том, что империя - государство в основе своей полиэтничное, некорректно. Количество этносов просто не имеет значения.

Что такое империя в смысле государственного строя? Если она является основным оформлением цивилизации, следовательно, мы можем говорить о том, что большая часть суперэтноса (носителей строго определенных ценностей) должна жить внутри империи - вне зависимости от того, сколько в суперэтнос входит этносов: один или больше. Империя обладает территорией и военно-политическим потенциалом, который обеспечивает ей лидерство в определенном регионе. Она достаточно централизована, и достаточно сильна внутри себя для того, чтобы обеспечивать господство имперской культуры, единства закона, прав и обязанностей для всего имперского народа, то есть, нации. Имперская (цивилизационная) сверхценность обладает потенцией к тому, чтобы маркировать собой весь мир, а уже подконтрольное ей пространство является самостоятельным миром в религиозно-культурном плане.

Итак, правильная империя равна национальному государству.

Со времен позднего Средневековья и особенно Нового времени в Европе культивируется искусственное создание и поддержание малых наций, а на их основе - национальных государств. Нет Шведской цивилизации, нет Венгерской цивилизации, как, впрочем, и Голландской или, скажем, Датской. Нет никаких специфических сверхценностей, характерных только для названных наций, нет и особых цивилизационных миссий. Всё, что было в Европе масштабного по этой части, давно сгнило. Что же касается этнических различий, то много ли их можно отыскать (помимо языка), скажем, у горожанина-финна и горожанина-чеха? Или горожанина-шотландца? Этничность в Европе вырождается. Но существование этих наций, - как и существование многих других, им подобных, поддерживается за счет постоянных вливаний в систему госучреждений, отвечающих за образование и культуру. А, значит, пока еще теплится и «национализированная» этничность.

Стойкость подобных наций невелика: при желании общеевропейская политическая элита можно дробить их и выращивать совсем уж микро-нации на материале немноголюдных этносов, путем дарования им культурной автономии и прав на локальное использование своего языка как государственного. Следовательно, нынешнее состояние границ на территории Евросоюза можно считать непрочным и временным. В перспективе - образование Новой европейской цивилизации с гностическим универсализмом в качестве сверхценности, или же полный распад европейского единства и переход Европы под контроль настоящих устойчивых наций.

Для России можно говорить о том, что правильное национальное государство - это почвенная империя. В России, в идеале, нация, которая пока не существует, должна формироваться вокруг русских почвенных ценностей. Иными словами, вокруг православия, русского языка, русской истории и русской культуры. Вопросы крови играют определенную роль, но они находятся на втором плане. Россия исторически была империей с конца XV - начала XVI века, с момента формирования Московского государства. В советское время она пребывала в состоянии квазиимперии, поскольку, на мой взгляд, советская цивилизация не сложилась за краткостью существования советской власти.

В настоящее время Россия не является империей, не является, соответственно, и национальным государством. Лишь в будущем она имеет шанс сделаться таковым.

Есть два варианта развития событий: идеальный состоит в том, что Россия, формируясь в империю, пройдет значительный по длительности период, в ходе которого основные силы будут брошены на освоение внутреннего пространства. Это, прежде всего, создание полноценной коммуникационной инфраструктуры, создание самодостаточной (автаркичной) экономики и наращивание внутренней рехристианизации. После этого, возможно, при наилучшем развитии событий, произойдет обретение внешней миссии. Полагаю, она может быть сформулирована имперским обществом как геокультурная экспансия. А геокультурная экспансия вне империи отнюдь не означает, что нашим потомкам придется рвать жилы, завоевывая новое пространство. Важнейшей задачей становится рехристианизация всего мира, производимая на основе культурного ядра, которое может устояться в России. Этот процесс, как минимум, на ранних этапах, должен проводится мирными методами - методами экспансии культуры.

Второй вариант развития событий - тупое растворение России в глобализационных процессах по импортным сценариям.

Нельзя воспринимать серьезно байки антиимперцев, которые приписывают сторонникам имперского устройства общества горячее стремление построить нечто возвышенное, для начала положив в мясорубку очередную порцию русских людей. Имперский политический строй требует не большей жертвенности, чем любой другой. Имперская миссия совсем не обязательно равняется самоубийственному стремлению македонцев посылать фаланги на бесконечное завоевание соседних областей. Империя и империализм - разные вещи, не стоит их смешивать в одну кучу.

К сожалению, в настоящее время в России нет национальной элиты, а значит, не сложилось элиты, сознательно и прочно поддерживающей имперские ценности.

У нас существует пока неорганичная, неустоявшаяся элита, которая расколота и шатается между двумя различными проектами. Проект первый (пока, к сожалению, преобладающий) состоит в том, чтобы торговаться с Западом за хорошее место в глобализированном мире, пугая его театрализованными попытками повысить самостоятельность России, начать культурное возрождение цивилизации, обустроить экономический автаркизм и так далее. Современная политическая элита, стремясь повысить свой международный статус, демонстрирует Западу: у нас есть кое-какие рычаги власти, мы можем отклоняться от линии Вашингтонского обкома и, таким образом, расстраивать сроки глобализационных планов, вставлять палки в колеса...

Второй проект реализуется только в том случае, если результаты «торговли» окажутся неадекватными для российской политической элиты. Тогда она, действительно, может начать строить в меру своих сил и умений автаркичную цивилизацию, основанную на православии, т.е. рехристианизированную, и развивающуюся вне евроамериканских глобализационных проектов.

Но этот вариант, на мой взгляд, сейчас менее вероятен, учитывая состав верхних эшелонов элиты.

Для серьезного поворота в политике, о котором я говорю, нужна экстремальная ситуация (но только не внутренняя смута - она может вообще похоронить Россию). Как минимум, нужно резкое ослабление внешних глобализаторских центров. В результате, скажем, социального или природного катаклизма, внешней по отношению к России войны.

А пока на повестке дня стоят три задачи.

Первая из них - культурное хранительство , т.е. работа, направленная к сохранению и усилению позиций православия, русской культуры, русского языка и русского исторического самосознания в России.

Вторая - создание и поддержка в современной политической элите страны национально-ориентированных бастионов , продвижение в политическую и интеллектуальную элиту людей, которые придерживаются национальных приоритетов.

Третья - выращивание национальных в своей основе экономических и социально-политических структур , которые могут играть роль постоянных баз для национального движения.

Ничего более важного нет.

Любая империя строится вокруг мессианской (претендующей на мировое переустройство) идее. А национальное государство на весь мир не претендует. Ей бы повысить благосостояние граждан отдельно взятой страны, и нет у нее других задач. А величина страны здесь значения не имеет.
В национальном государстве - государство служит человеку. Китай - классическое национальное государство, которому внешнему мир в принципе безразличен.
В империи же человек служит государству, то есть воплощению в жизнь мессианской идеи, положенную в основу существования империи. Причем эта мессианская идея по определению всеохватная и, в случае своей реализации через 20 лет, ведущая в рай. «Следующее поколение будет жить при коммунизме, в раю с гуриями, при демократии, в тысячелетнем рейхе».
Естественно, такая идея мораль отбрасывает как мешающую поступательному движению колеса истории вперед.
В империи интернационал правит всегда. Разница только в том, какой он по счету. Третий Рейх был типичной империей, который нес «расовую теорию» всему миру. Формально он анонсировал себя как защитник интересов всех блондинов, которых называл «нордической расой», а вовсе не немцев как народа.
Другое дело, что между декларированной мессианской идеей и суровой прозой жизни в империи особой связи нет. США, подняв на щит демократию в момент своего возникновения, было государством рабовладельческим.
В СССР создавали «новую общность людей» - нечто качественно отличное от этнического происхождения. И эта «новая общность людей» должна была строить коммунизм во всемирном масштабе, совсем не злоупотребляя при этом моральными исканиями.
В США этническое происхождение в принципе признано несуществующим. Зато с расовым все в порядке. США - типичная, классическая империя. Которая несет свою мессианскую идею, демократию, всему миру. Причем несет успешно, что очень печально.
Национальное государство - это вообще явление совсем недавнее. Практически вся история человечества - это история империй. Даже если их создатели, к примеру Александр Македонский и компания, изначально принадлежали к одному народу.
Моралью руководствуется только национальное государство. Причем руководствуется ею по определению, так служит земным интересам человека, а не воплощению мессианской идеи в жизнь. Декларированной мессианской идеи у национального государства быть не может - именно в этом его единственное и принципиальное отличие от империи.
Именно поэтому само понятие «прав человека» родилось в Европе, где впервые родились национальные государства. Собственно, кроме Европы национальных государств нигде и не существует. Израиль - сугубо европейский проект вынесенный на Ближний Восток.
Империя даже если и декларирует соблюдение морали (соблюдение неотъемлемых прав человека), то извращает само понятие морали до неузнаваемости.
Немцы в своем третьем рейхе сделали это на уровне совсем уже запредельном. Даже в нордической Чехословакии, к примеру, где немцы вели себя тихо, почти пасторально - они убили всего то 320 тысяч человек из 12 миллионов тогдашнего населения этой страны…
Не в такой степени, конечно, но ради претворения своей мессианской идеи в жизнь любые империалисты моралью пренебречь готовы. Причем охотно, масштабно, решительно и осмысленно (см. картинку над текстом).
Потому что сторонник мессианской идеи - человек бедовый, всегда играющий на обострение, то есть характер имеет стойкий нордический, как и положено настоящему шахиду. И зовут его Павел Аронович Корчагин.
Это мелкобуржуазный гражданин национального государства погряз в своих личных мещанских интересах. И ничего кроме выращивания канарейки до размеров курицы на личной кухне с занавесками его, по большому счету, не интересует.
А что делать? Даже английские ученые знают, что секс полезнее для сердца, чем бег.
Империалист жаждет попасть в анналы истории. Житель же национального государства, прежде всего, хотел бы сохранить свой собственный личный анал в целостности и неприкосновенности.
Левая колонна, эти продажные оппортунисты, всегда пятая по определению. Кемализм противоречил и исламизму, и османизму бескомпромиссно. Как и османизм и исламизм Эрдогана кемализму.
Голыми выставить на позор и поругание врагов партии и фюрера на центральной площади националист не готов. Лишь бы его не выставили. Империалист же не таков. Ради достижения Великой Цели он не пожалеет живота своего. А уж живота чужого:
Все, фазан вылетел - и ядовитое пресмыкающееся должно быть загнано в угол!
Мораль сей басни такова - утверждение, что без веры в карающего Бога люда погрязнут в разврате, убийствах и кинутся грабить соседей - не верно. Люди будут это делать и при наличии карающего Бога, даже еще более вдохновенно. ИГИЛ тому свидетель.

PS. На снимке в полосатом я. Чем только не доводилось заниматься в молодости. Вспоминаю с содроганием. А ведь тоже за счастье всего человечества искренне боролся!
Продолжение здесь

Империя – специфическая форма государства, состоящего из центра и периферии. Прежде всего для империй важны стабильность и безопасность. Империи обычно достаточно громоздки и крайне забюрократизированы. В целом это обширное, обычно мощное государственное образование, обладающее большой целостной или размещенной в различных районах мира территорией во главе с державой - метрополией, подчиняющей своему политическому и экономическому влиянию ряд колоний (государств, лишенных суверенитета) или провинций (протогосударственных образований с режимом управления, отличным от принятого в коренных землях империи).

Особенностью империи является различный статус включенных в нее образований. Колонии сохраняют некоторые признаки государственности, для провинций устанавливается статус приграничья или особого этнополитического территориального образования.

Вместе с этим, все империи очень различны. Никто не оспаривает право Древнего Рима, Англии и России называться империями на определённом промежутке своего существования, но при этом очевидно, что они крайне различны по своей сути.

Ещё:

Официально империя это монархическое государство, возглавляемое императором (Япония, например). Однако, государство может быть охарактеризовано как империя по ряду других признаков. Империя как правило образуется в результате завоевания одной нацией некоторых других, соответственно как признак империи можно выделить достаточно большую территорию и население, объединение нескольких стран и народов под единым политическим центром. Для поддержания порядка используется сильный полицейский аппарат, для сохранения территорий и осуществления экспансии имеется большая армия. Управление как правило централизовано, так как требуется жесткое подчинение всех граждан, можно говорить фактически об отсутствии демократии. Для обеспечения легитимности правления и сплочения всех наций существует мощная имперская идея. Важнейший пожалуй признак империи – активная внешняя политика, стремление влиять на мировую политику, стремление к региональному и даже мировому господству, постоянной экспансии. Формы империи со временем эволюционировали от древних империй, когда сильное монархическое государство физически подчиняло себе другие нации, до колониальных морских империй. Сейчас также говорят и об империях постиндустриальной эпохи, строящихся больше на экономическом влиянии (США например). В любом случае во всех типах империи отношения во всех сферах строятся по принципу «центр-периферия».

В символическом смысле Империя - «мир сам по себе», то есть воспринимает себя как самодостаточное, образцовое, универсальное государство. Этот образ империи транслировался из первоисточника - Римской империи. Причём такое восприятие империи не зависело от её реальных размеров и мощи (Поздневизантийская империя была маленьким и слабым государством, но продолжала воспринимать себя как идеал и наследник Рима).

Национальное государство зарождается в конце 18, а больше в 19 веке как адекватный ответ на развитие буржуазного сословия. Для создания государства-нации необходимо, чтобы основная полнота власти перешла от единовластного монархического правителя к народу или нации. Это и осуществлялось в Европе в 19 веке, когда монархии были редуцированны до уровня конституционных и практически во всех странах был введён парламент. Этот представительных орган необходим для агрегирования и артикуляции интересов экономического класса капиталистов, чтобы они могли вершить свой жуткий капитализм руками государственного аппарата. При этом подразумевается, что на территории государства проживает одна гражданская нация, то есть общность людей, идентифицирующих себя исключительно с этим государством, не зависимо от этнической принадлежности. То есть для шотландца он прежде всего гражданин Англии, а потом уже шотландец. В идеале все территории национального государства равны по статусу, у всех одна религия, все одного этноса и за пределами страны этого этноса больше нет.

История знала примеры, когда государство-нация была империй. Речь идёт о колониальных империях Англии, Голландии, Франции и т.д., когда жители колоний никак не соприкасались с метрополией и служили эксклюзивным рынком сбыта и источником ресурсов и рабсилы.

Ещё:

Национальное государство. Стоит указать лишь основные отличия национального государства от империи. Во-первых, национальное государство формируется как правило на основе одной гомогенной нации (этноса). То есть непременно должны существовать единая система общего образования, языка, воинской повинности, единая конституция. Этничность дает такие объективные критерии национальной принадлежности, как общее происхождение, общий язык, общая религия, общая историческая память, общая культурная идентичность. Соответственно, национальное государство с единой этнической основой стремится отождествить свои политические границы с этнокультурными. Такого рода национальные государства характерны, к примеру, для Центральной и Восточной Европы (Венгрия, Чехия, Польша и др.). Нация гражданского происхождения в качестве отправной точки имеет неэтническую (и в этом смысле космополитическую) идеологию (мифологию). В роли таковой могут выступать: идея народного суверенитета, "права человека", коммунистическое мировоззрение и т.д. В любом случае нация гражданского происхождения делает акцент на неприродных аспектах национальной общности, хотя она тоже предполагает наличие таких естественных объединяющих моментов, как общий (государственный) язык, общие культурно-исторические традиции и т.п.

Можно также отметить, что национальные государства в отличие от империи могут иметь различные форму правления, территориально-административное устройство, не обязательно стремятся к экспансии и гегемонии.