Последняя коронация империи и ходынская трагедия - история в фотографиях. Давка на ходынском поле

Давка на Ходынском поле

Вступление на престол Николая II ознаменовалось страшной трагедией, вошедшей в историю под названием «Ходынская трагедия» или «Ходынская давка»: во время народных гуляний погибло 1389 человек, а 1500 получили увечья. И это только официальные данные. Очевидцы трагедии называют другие цифры: 18 мая 1896 года на Ваганьковском кладбище было похоронено больше 6000 раздавленных людей…

Сразу после катастрофы в обществе появились разные версии случившегося, называли имена виновников, среди которых были и генерал-губернатор Москвы великий князь Сергей Александрович, и обер-полицмейстер полковник Власовский, и сам император Николай II, прозванный «Кровавым». Кто-то клеймил чиновников-разгильдяев, кто-то пытались доказать, что катастрофа на Ходынском поле – спланированная акция, ловушка для простого народа. Так у противников монархии появился еще один весомый аргумент против самодержавия. За долгие годы «Ходынка» обросла мифами. Тем более любопытно разобраться, что же в действительности произошло в те далекие майские дни.

Хронология Ходынской трагедии

Взошел на престол еще в 1894 г., после смерти своего отца . Неотложные дела, государственные и личные (свадьба с любимой невестой Алисой Гессен-Дармштадтской, в православии Александрой Федоровной), заставили царя отложить коронацию на полтора года.

В течении всего этого времени специальная комиссия занималась разработкой плана торжеств, на проведение которых было отпущено 60 млн рублей. Две праздничные недели включали в себя большое количество концертов, банкетов, балов. Украшали все, что только было можно, даже колокольня Ивана Великого и ее кресты были увешаны электрическими лампочками. В качестве одного из основных мероприятий предусматривалось народное гулянье на специально разукрашенном Ходынском поле, с угощением пивом и медом, царскими гостинцами.

Заготовили около 400 тыс. узелков из цветных платков, в каждый из которых завернули сайку, полфунта колбасы, пригоршню конфет и пряников, а также эмалированную кружку с царским вензелем и позолотой. Именно подарки стали своеобразным «камнем преткновения» – в народе о них распространялись небывалые слухи. Чем дальше от столицы, тем серьезней возрастала стоимость гостинца: крестьяне из отдаленных деревень Московской губернии были совершенно уверены в том, что каждой семье государь пожалует корову и лошадь. Впрочем, дармовые полфунта колбасы также многих устраивали. Таким образом, только ленивые не собирались в те дни на Ходынское поле.

Организаторы же позаботились только об устройстве праздничной площадки размером в квадратный километр, на которой были размещены качели, карусели, ларьки с вином и пивом, палатки с подарками. При составлении проекта гуляний абсолютно не учли, что Ходынское поле было местом дислоцирующихся в Москве войск. Там устраивали военные маневры и были вырыты окопы и траншеи. Поле было покрыто рвами, заброшенными колодцами и ямами, из которых брали песок.

Тверская-Ямская улица в дни коронации 1896 г.

Накануне катастрофы

Массовые гулянья были назначены на 18 мая. Но уже утром 17 мая количество людей, направлявшихся на Ходынку, было так велико, что местами они запруживали улицы, включая мостовые, и мешали проезду экипажей. С каждым часом приток возрастал – шли целыми семьями, несли на руках маленьких детей, шутили, пели песни. К 10 часам вечера скопление народа начало принимать угрожающие размеры, к 12 часам ночи можно было насчитать десятки тысяч, а через 2–3 часа – сотни тысяч. Народ все не переставал прибывать.

Давка

По свидетельству очевидцев, на огражденном поле собралось от 500 тыс. до полутора миллиона человек: «Над народною массой стоял густым туманом пар, мешавший различать на близком расстоянии лица. Находившиеся даже в первых рядах обливались потом и имели измученный вид». Давка была до такой степени сильной, что уже после трех часов ночи многие начали терять сознание и умирать от удушья. Ближайшие к проходам пострадавшие и трупы вытаскивались солдатами на внутреннюю площадь, отведенную для гулянья, а мертвецы, находившиеся в глубине толпы, продолжали «стоять» на своих местах, к ужасу соседей, напрасно пытавшихся отодвинуться от них, но, тем не менее, не пытавшихся покинуть торжество.

Повсюду раздавались крики и стоны, но народ не желал расходиться. 1800 полицейских, конечно, были не в состоянии повлиять на ситуацию, им оставалось лишь наблюдать за происходящим. Провезенные по городу в открытых повозках первые трупы 46 жертв (на них не было следов крови и насилия, так как все скончались от удушья) впечатления на народ не произвели: всем хотелось побывать на празднике, получить царский гостинец.

Для наведения порядка, в 5 часов утра было решено начать раздачу подарков. Артельщики, опасаясь, что их сметут вместе с палатками, начали кидать свертки в толпу. Многие бросались за кульками, падали и сразу оказывались втоптанными в землю напирающими со всех сторон соседями. Спустя 2 часа разнесся слух, что прибыли вагоны с дорогими подарками и началась их раздача, но гостинцы достанутся лишь тем, кто находится ближе к вагонам. Толпа ринулась к краю поля, где шла разгрузка.

Обессиленные люди падали во рвы и траншеи, сползали по насыпям, и по ним шли следующие. Сохранились свидетельства о том, что находившийся в толпе родственник фабриканта Морозова, когда его понесло на ямы, начал кричать, что даст 18 тыс. тому, кто его спасет. Однако помочь ему было нельзя – все зависело от стихийного движения огромного людского потока.

А тем временем на Ходынское поле прибывали ничего не подозревающие люди, многие из которых сразу же находили там свою смерть. Так, рабочие с фабрики Прохорова наткнулись на колодец, заложенный бревнами и засыпанный песком. Проходя, они раздвинули бревна, часть попросту проломилась под тяжестью людей, и сотни полетели в этот колодец. Их вытаскивали оттуда на протяжении трех недель, но всех не смогли достать – работа стала опасной из-за трупного запаха и постоянных осыпей стен колодца.

На Ходынском поле

А многие погибли, так и не добравшись до поля, где предполагалось гулянье. Вот как описал зрелище, представшее перед глазами 18 мая 1896 г., ординатор 2-й московской городской больницы Алексей Михайлович Остроухов:

«Страшная, однако, картина. Травы уже не видно; вся выбита, серо и пыльно. Здесь топтались сотни тысяч ног. Одни нетерпеливо стремились к гостинцам, другие топтались, будучи зажаты в тиски со всех сторон, бились от бессилия, ужаса и боли. В иных местах порой так тискали, что разрывалась одежда. И вот результат – груды тел по сто, по полтораста, груд меньше 50–60 трупов я не видел. На первых порах глаза не различали подробностей, а видели только ноги, руки, лица, подобие лиц, но все в таком положении, что нельзя было сразу ориентироваться, чьи эта или эти руки, чьи то ноги. Первое впечатление, что это все „хитровцы“, все в пыли, в клочьях. Вот черное платье, но серо-грязного цвета. Вот видно заголенное грязное бедро женщины, на другой ноге белье; но странно, хорошие высокие ботинки – роскошь, недоступная „хитровцам“…

Раскинулся худенький господин – лицо в пыли, борода набита песком, на жилетке золотая цепочка. Оказалось, что в дикой давке рвалось все; падавшие хватались за брюки стоявших, обрывали их, и в окоченевших руках несчастных оставался один какой-нибудь клок. Упавшего втаптывали в землю. Поэтому то многие трупы приняли вид оборванцев. Но почему же из груды трупов образовались отдельные кучи?.. Оказалось, что обезумевший народ, когда давка прекратилась, начал собирать трупы и сваливать их в кучи. При этом многие погибли, так как оживший, будучи сдавленный другими трупами, должен был задохнуться. А что многие были в обмороке, это видно из того, что я с тремя пожарными привел в чувство из этой груды 28 человек; ходили слухи, что оживали покойники в полицейских мертвецких…»

В течении всего дня 18 мая по Москве курсировали подводы, нагруженные трупами. Император узнал о произошедшем днем, но ничего не предпринял, решив не отменять коронационные торжества. Вслед за этим Николай II отправился на бал у французского посла Монтебелло. Естественно, он ничего изменить бы уже не смог, но его бездушное поведение было встречено общественностью с явным раздражением.

Последствия Ходынской трагедии

Николай II, чье официальное восшествие на престол было отмечено множеством человеческих жертв, с того времени начал именоваться в народе «Кровавым». Только на следующий день царь вместе с женой посетил пострадавших в больницах, а каждой семье, потерявшей родственника, велел выдать по 1000 рублей. Но для народа император от этого добрей не стал, его обвиняли в трагедии в первую очередь. Николай II не смог взять правильный тон по отношению к трагедии. А в своем дневнике накануне нового года он бесхитростно написал: «Дай Бог, чтобы следующий 1897 г. прошел так же благополучно, как этот».

Следствие

Следственную комиссию создали на следующий день. Впрочем, виновные в катастрофе всенародно так и не были названы. А ведь даже вдовствующая императрица требовала наказать градоначальника Москвы великого князя Сергея Александровича, которому высочайшим рескриптом была объявлена благодарность «за образцовую подготовку и проведение торжеств», тогда как москвичи присвоили ему титул «князя Ходынского». А обер-полицмейстера Москвы Власовского отправили на заслуженный отдых с пенсией 3 тыс. рублей в год. Так было «наказано» разгильдяйство ответственных.

«Кто виноват?»

Потрясенная российская общественность не получила ответ следственной комиссии на вопрос: «Кто виноват?» Да и невозможно на него ответить однозначно. Скорей всего, в произошедшем виновно роковое стечение обстоятельств. Неудачен был выбор места гулянья, не продуманы пути подхода людей к месту событий, и это при том, что организаторы уже изначально рассчитывали на 400 тыс. человек (число подарков).

Очень большое количество народа, привлеченного на праздник слухами, образовали неуправляемую толпу, которая, как известно, действует по своим законам (чему немало примеров и в мировой истории). Любопытен и тот факт, что среди алчущих получить бесплатное угощение и подарки были не только бедный рабочий люд и крестьяне, но и весьма обеспеченные граждане. Уж они могли бы и обойтись без «гостинцев». Но не удержались от «бесплатного сыра в мышеловке».

Так инстинкт толпы превратил праздничное гулянье в настоящую трагедию. Шок от случившегося мгновенно отразился в русской речи: вот уже больше ста лет в обиходе существует слово «ходынка», включенное в словари и объясняемое как «давка в толпе, сопровождающаяся увечьями и жертвами…»

И винить во всем Николая II оснований все же нет. К тому времени, как царь после коронации и перед балом заехал на Ходынское поле, здесь все уже было тщательно убрано, толпилась разодетая публика и огромный оркестр исполнял кантату в честь его восшествия на престол. «Смотрели на павильоны, на толпу, окружавшую эстраду, музыка все время играла гимн и „Славься“. Собственно, там ничего не было…»

Вот уже 120 лет Ходынская трагедия используется для очернения Государя Императора Николая Александровича, которого обвиняют в недостойном поведении и полном безразличии к судьбе пострадавших. Это обвинение в конце 90-х годов активно использовалось противниками канонизации Государя и его семьи. Давайте детально разберёмся в том, что же произошло, кто виноват, и как действовал Государь Император.

Согласно плану проведения коронационных торжеств на 18 мая 1896 г. было запланировано народное гулянье на Ходынском поле. Большинство мероприятий проходило по сценарию 1883 г., когда на Царство венчался отец последнего Государя – Александр III. Тогда народный праздник был рассчитан на 400 тысяч человек, и, несмотря на огромное число людей, пришедших на Ходынку, серьезных инцидентов не возникло. Если народ сбивался в толпы слишком плотно, их рассеивали наряды полиции и оркестры, маршировавшие сквозь толпу. В 1896 году власти были уверены, что все пройдёт также спокойно и торжественно, как и 13 лет назад.

Что же из себя представляло Ходынское поле? Это была достаточно большая территория (немногим более 1 км²), которая с одной стороны служила учебным плацем для войск московского гарнизона, а с другой стороны, использовалось для народных гуляний. Рядом с полем проходил овраг, а на самом поле было изрядное количество ям и канав. К 18 мая 1896 году все приготовления к торжеству были закончены: ямы и канавы прикрыли досками, построили Императорский павильон, трибуны, а по всему полю располагались театры, сцены, карусели, качели, цирки, буфеты, и более сотни палаток для раздачи царских гостинцев. Каждый гость должен был получить кружку с вензелями Их Величеств, сайку, колбасу, пряник и сладости. Всё это было завернуто в праздничный кулёк.

Генерал Владимир Фёдорович Джунковский впоследствии вспоминал: «По поводу этих подарков и ходили в народе легендарные слухи, будто эти кружки будут наполнены серебром, а иные говорили, что и золотом».

За организацию народных гуляний и охрану на Ходынском поле отвечало Министерство Императорского двора, а московские власти в лице генерал-губернатора Великого Князя Сергея Александровича должны были оказывать всяческое содействие в организации праздничных мероприятий и сохранении общественного порядка.

Начало народного гулянья было назначено на 10 часов утра, а появление Императорской четы планировалось к 14 часам. Уже к вечеру 17 мая у поля собралась огромная масса народа – свыше пятисот тысяч человек по одним данным и около миллиона по другим. Вернёмся к воспоминаниям генерала Джунковского: «Не только со всей Москвы и Московской губернии, но и соседних, ближайших губерний шёл народ густыми толпами, некоторые ехали целыми семьями на телегах, и всё это шло и шло на Ходынку, чтобы увидеть Царя, чтобы получить от него подарок. За несколько дней до праздника можно было уже видеть на этом поле биваки крестьян и фабричных, расположившихся то тут, то там; многие пришли издалека. Весь день 16 и 17 числа, со всех направлений, во все заставы, шёл непрерывно народ, направляясь к месту гуляний».

Всю ночь уставшие люди с нетерпением ждали начало праздника – кто спал, кто сидел у костра, кто пел и плясал, а непосредственно возле самих палаток постепенно образовывалось большое скопление народа.

Тем временем, как это всегда бывает в России, подарки из буфетов начали раздавать «своим». «Артельщики баловали, – записал журналист Алексей Сергеевич Суворин со слов очевидца, – стали выдавать своим знакомым и по несколько узелков. Когда же народ это увидел, то начал протестовать и лезть в окна палаток и угрожать артельщикам. Те испугались и начали выдавать (подарки)». Таким образом, подарочные кульки стали раздавать не в 10 часов, а около 6 часов утра. Весть о том, что подарки уже раздают и их может на всех не хватить, мгновенно облетела весь народ. И тогда, как следует из записи историка Сергея Сергеевича Ольденбурга: «толпа вскочила вдруг как один человек и бросилась вперёд с такой стремительностью, как если бы за нею гнался огонь. Задние ряды напирали на передние: кто падал, того топтали, потеряв способность ощущать, что ходят по живым еще телам, как по камням или брёвнам. Катастрофа продолжалась всего 10-15 минут».

В воспоминаниях генерала Джунковского никакого упоминания о раздаче подарков «своим» нет. Он описывает события следующим образом: «К 5 часам сборище народа достигло крайнего предела, перед одними буфетами стояло более полумиллиона народа. Жара была и духота нестерпимые. Ни малейшего ветерка. Все страдали от жажды, а между тем масса сковалась, нельзя было двинуться. Со многими делалось дурно, они теряли сознание, но выбраться не могли, т.к. были сжаты, как в тисках. Так продолжалось около часа… Около 6 часов утра стали раздаваться крики о помощи. Толпа заволновалась и стала требовать раздачи угощений. В 2-3 буфетах начали раздавать. Раздались крики: "Раздают", и это было как бы сигналом к началу несчастья. Море голов заколыхалось. Раздирающие стоны и вопли огласили воздух. Толпа сзади напёрла на стоявших во рву, некоторые взбирались на плечи и по головам шли вперёд, происходило что-то невообразимое, артельщики растерялись, стали бросать кружки и узелки в толпу. Не прошло и 10 минут, как буфеты были снесены, и вся эта масса, как бы пришедшая в себя, отхлынула назад, с ужасом увидала ров, наполненный и мёртвыми, и изуродованными».

Таким образом, можно сделать следующие выводы о причинах страшной трагедии: во-первых, огромное количество людей, которое значительно превышало расчётные цифры, основанные, в частности, на опыте коронации Александра III; во-вторых, долгое ожидание начала праздника и раздачи подарков, что при высокой температуре и большом стечении народа непременно сопровождалось нехваткой свежего воздуха, обмороками, раздраженностью, и как следствие, желанием получить подарок побыстрее; в-третьих, раздача царских гостинцев «своим», что выглядит вполне правдоподобно, даже при отсутствии подобных свидетельств у генерала Джунковского; в-четвертых, народных страх, что подарков на всех не хватит; и в-пятых, несогласованность в работе Министерства двора и московский властей, что привело к плохой организации гулянья и недостаточному количеству полицейских.

1800 полицейских не смогли сдержать толпу, и результатом 10 минутной давки стало огромное число жертв: 1389 погибших и несколько сотен пострадавших. О случившемся немедленно доложили генерал-губернатору Москвы Великому Князю Сергею Александровичу, который впоследствии записал в своем дневнике: «Суббота. Утром ко мне Воронцов с известием, что на Ходынском поле народ прорвался на празднике и много подавленных. Я послал туда Гадона узнать; сам должен был поехать к Ники (Николай II – прим. А. Т.). Тут же Власовский подтвердил то же, но порядок водворен быстро. Ники сам его расспрашивал… Я в отчаянии от всего случившегося – одна тысяча убитых и 400 раненых! Увы! Всё падёт на одного полицмейстера, хотя распоряжалась исключительно коронационная комиссия с Бером».

Место трагедии было очень быстро убрано и очищено от всех следов, программа празднования продолжилась, и к 14 часам прибыла Царская чета, встреченная громовым «Ура» и пением «Боже, Царя храни» и «Славься».

«Государь был бледен, Императрица сосредоточенна, видно было, что они переживали, как им трудно было брать на себя и делать вид, как будто ничего не произошло», – писал Джунковский.

Некоторые политические деятели и члены Императорской фамилии придерживались мнения, что народные гуляния следовало отменить. К этому же склонялся и Государь. Вот что пишет в своих воспоминаниях известный в то время политический деятель Александр Петрович Извольский: «Я был хорошо осведомлен о всех деталях того, что происходило в Кремлёвском дворце в связи с катастрофой. Ввиду этого я могу засвидетельствовать, что Николай II был опечален происшедшим, и первым его порывом было приказать прекратить празднества и удалиться в один из монастырей в окрестностях Москвы, чтобы выразить своё горе. Этот план был предметом горячего обсуждения в кругах царской свиты, причём граф Пален поддерживал этот план и советовал Императору строго наказать виновников, не считаясь с положением, занимаемым лицами, ответственными за происшедшее, и прежде всего великого князя Сергея, дядю Императора и московского генерал-губернатора, в то время как другие, особенно Победоносцев и его друзья указывали, что это может смутить умы и произведёт дурное впечатление на принцев и иностранных представителей, собравшихся в Москве».

Необходимо немного остановится на фигуре Константина Петровича Победоносцева, который преподавал законоведение и право отцу Николая Второго, и более того, являлся наставником самого Николая Александровича в бытность последнего Наследником русского Престола. В 1896 году К. П. Победоносцев занимал пост Обер-прокурора Святейшего Синода и имел большое влияние при дворе Николая Второго, так же, как и до этого имел большое влияние при дворе Императора Александра Третьего.

Так или иначе, Государь принял позицию Победоносцева и его сторонников, однако торжественные мероприятия были сокращены. Сама по себе мысль об отмене праздника, конечно, является абсолютно верной, но в те часы трудно осуществимой. Объявить народу о том, что праздник в связи с трагедией не состоится, расходитесь дескать по домам, было можно. Но одно дело, когда на праздник собралось 500 человек, и совершенно другое, когда количество людей переваливало за 800 тысяч, и многие из них проделали долгий и трудный путь из соседних губерний, чтобы попасть на этот праздник, увидеть своего Царя и получить от него подарок. Генерал Джунковский вспоминал: «Катастрофа произошла только на небольшом пространстве, всё остальное необъятное пространство Ходынского поля было полно народа, его было до миллиона, многие только под вечер узнали о катастрофе, народ этот пришёл издалека, и лишать его праздника вряд ли было бы правильным».

Но вернемся к описанию событий того ужасного дня: К 14 часам на торжества прибыл Государь Император Николай Александрович и Императрица Александра Федоровна. Через полчаса они направились в Петровский дворец, где принимали депутации от крестьян, после чего для волостных старшин был устроен обед в двух шатрах. А вечером состоялся бал во французском посольстве. Этот злополучный бал всегда является кульминацией обвинительных пассажей в адрес Государя, который якобы с большой радостью открыл бал с графиней Монтебелло, а Александра Фёдоровна, с не меньшим удовольствием танцевала с графом.

Стоит заметить, что данный приём готовился французской стороной задолго до коронации, и ему придавалось важное межгосударственное значение, так как он должен был способствовать налаживанию союзнических отношений между Россией и Францией.

Неоднократно цитируемый генерал Джунковский считал присутствие Царской четы на балу неповторимой ошибкой: «Вечером был бал во французском посольстве. Все были убеждены, что бал будет отменён. Увы! Опять была сделана непоправимая ошибка, бал не отменили, Их Величества приехали на бал».

А. П. Извольский писал: «Посланник маркиз де Монтебелло и его жена, пользовавшиеся большой любовью в русском обществе, зная, что происходит в Кремле, ожидали, что императорская чета не будет присутствовать на празднестве и предполагали отложить бал. Однако он состоялся, и я отчетливо вспоминаю напряженность атмосферы на этом празднестве.

Усилия, которые делались Императором и Императрицей при появлении их на публике, ясно были видны на их лицах.

Некоторые порицали французского посла за то, что он не проявил инициативы в вопросе об отмене бала, но я могу удостоверить, что маркиз и маркиза были вынуждены склониться перед высшей волей, направляющейся прискорбными советами, о которых я уже упоминал».

Таким образом, ни французский посол, ни Государь Император, ни Победоносцев, никто либо другой, не испытывали никакой радости от проведения этого бала, однако он всё же состоялся по инициативе российских дипломатов, как жест верности России союзническим отношениям. А посещение приёма Императорской четой, в создавшихся условиях, было знаком особого уважения и признательности французской стороне за организацию бала.

Современный публицист А. Степанов справедливо отмечает: «Приём у посла иностранной державы для руководителя государства – не развлечение, а работа. Конечно, можно было отменить приём. Но нужно иметь в виду, что у России и Франции только налаживались Союзнические отношения и всякая шероховатость могла быть использована враждебными государствами, чтобы расстроить возникавший союз. И Государь в этой непростой ситуации нашел достойный выход. Он посетил приём, чем подчеркнул верность России союзническим отношениям и заинтересованность в их развитии, но вскоре уехал…».

19 мая в Кремле состоялась панихида по погибшим на Ходынке в присутствии всей Императорской фамилии, после чего Императорская чета вместе с Великим Князем Сергеем Александровичем посетила Старо-Екатерининскую больницу, где были помещены раненые, а 20 мая посетили Мариинскую больницу.

Вдовствующая Императрица Мария Фёдоровна в письме к сыну Георгию Александровичу писала: «Я была очень расстроена, увидев всех этих несчастных раненых, наполовину раздавленных, в госпитале, и почти каждый из них потерял кого-нибудь из своих близких. Это было душераздирающе. Но в то же время они были такие значимые и возвышенные в своей простоте, что они просто вызывали желание встать перед ними на колени. Они были такими трогательными, не обвиняя никого, кроме их самих. Они говорили, что виноваты сами и очень сожалеют, что расстроили этим Царя! Они как всегда были возвышенными, и можно было гордиться от сознания, что ты принадлежишь к такому великому и прекрасному народу. Другие классы должны бы были брать с них пример, а не пожирать друг друга, и главным образом, своей жестокостью возбуждать умы до такого состояния, которого я еще никогда не видела за 30 лет моего пребывания в России».

После трагедии Император Николай Александрович распорядился выплатить из своих собственных средств по 1000 рублей на семью погибшего, кроме того Государь оплатил и все расходы связанные с похоронами. Также, по свидетельству Джунковского: «была учреждена комиссия под председательством губернатора, были собраны крупные суммы денег, кроме ассигнованных из Министерства финансов, и все семьи до самой революции получали пособия».

В газетах публиковались списки пострадавших, которым в зависимости от степени тяжести травм выплачивались пособия. Полное пособие составляло 1000 руб. Неполные пособия составляли суммы по 750, 700, 500, 350 и 250 руб. Кроме этого, назначались ежегодные пенсии: по 24, 40 и 60 руб., выплачивались специальные пособия, «выданные в возврат расходов на погребение».

Однако, Императора Николая Второго и здесь желают оклеветать. Вот что написал в своей книге Марк Константинович Касвинов: «Мария Фёдоровна, мать царя, разослала по московским больницам тысячу бутылок портвейна и мадеры для тяжело раненых – из остатков кремлёвских запасов, какие ещё уцелели после трёх недель коронационных балов и банкетов.

Сын, вслед за матерью ощутивший позыв к милосердию, повелел выдать каждой осиротевшей семье пособие в 1000 руб. Когда же выяснилось, что погибших не десятки, а тысячи, он негласно взял назад эту милость и посредством разных оговорок одним снизил выдачу до 50-100 руб., других вовсе лишил пособия. Всего царь ассигновал на эту цель 90 тыс. руб., из них московская городская управа урвала 12 тыс. – в возмещение расходов на похороны жертв.

А сами коронационные торжества обошлись в 100 млн руб. – в три раза больше затраченного в том же году на народное просвещение. И не из личных средств царской семьи, а из казны, то есть из бюджета государства».

Итак, согласно данным, которые приводит Касвинов, вся помощь Императорской Семьи – это 90 тыс. рублей, да тысяча бутылок портвейна и мадеры, что на фоне астрономической суммы затраченной на коронацию, должно убедить любого человека в полнейшем лицемерии «ощутившего позыв к милосердию» Царя.

Давайте детально разберём, какие суммы были затрачены на организацию коронационных торжеств, какими суммами обладал Государь Император, и мог ли он позволить себе такие большие выплаты осиротевшим семьям.

Для сравнения я приведу затраты не только на коронацию 1896 года, но и на коронации отца и деда Николая Второго. В 1856 году общие расходы на коронационные торжества составили 5 322 252 руб. 91 коп. На коронацию Александра III в 1883 году потратили на 972 тыс. больше – 6 294 636 руб. Стоит напомнить, что коронационные торжества 1896 года во многом проходили по сценарию 1883 года, кроме этого, постоянно проводили параллели между затратами этих коронаций. Естественно, ни о каких баснословных 100 миллионах речь не шла, и идти не могла, все торжества 1896 года обошлись в 6 971 328 руб. 24 коп.

Теперь давайте определим, сколько денег должен был выделить Государь Император из своих личных средств для оказания помощи осиротевшим семьям. Официально погибло – 1389 человек. Умножив на обещанные 1000 руб., получаем 1 млн. 389 тыс. руб. Были ли такие деньги в распоряжении Императора? Безусловно, да. По-сути, у Царя было три возможных источника финансирования. Первый источник – это «собственные суммы», которые ежегодно пополнялись из Государственной казны на 200 000 рублей (так называемое «жалование» Императора). До того момента, как Николай Александрович стал Императором, он также получал жалование, сначала как Великий Князь, а после убийства Александр II, как Наследник Цесаревич. Ввиду того, что Цесаревич находился на полном попечении своих родителей, то к моменту восшествия на Престол на счёте скопилась приличная по тем временам сумма – 2 010 940 руб. 98 коп. и 355 000 франков (на 1 января 1896 года). 355 000 франков – это деньги доставшиеся в наследство от отца. К концу 1896 года на счёте было – 2 006 515 руб. 62 коп. и 355 000 франков. Таким образом, становится очевидным, что выплаты осиротевшим семьям производились не из этих сумм. Второй источник – бюджет Министерства Императорского двора, который примерно на 60 % формировался из средств Государственного казначейства, а оставшаяся часть – это доходы Удельного ведомства (прибыль от имущества, земель, добычи золота, заводов, фруктовых садов принадлежавших Императорской фамилии). Как писал видный чиновник Министерства двора: «При оценке дворцовой финансовой политики следует иметь в виду, что при неограниченной власти Царя он мог потребовать из государственной казны также неограниченную сумму на содержание Двора; но это не делалось, считалось недопустимым, неприличным. Отпуски на бюджет Министерства Двора обусловливались различными историческими наслоениями, увеличения их избегали до последней возможности». В 1896 году бюджет Министерства Императорского двора составлял примерно 23 млн руб. К сожалению, выяснить постатейные расходы бюджета за этот год не удалось, однако, вполне вероятно, что выплаты семьям производились именно из этих средств. Третий источник – это своеобразная подушка безопасности Романовых: так называемый «Запасной капитал», хранимый в процентных бумагах и достигавший колоссальной суммы в 44 712 239 руб.; и другие специальные «именные капиталы», например, «Капитал Царскосельской фермы», начало которому положил еще Александр I 16 февраля 1824 г.

Таким образом, действительное (полное) финансовое положение Министерства Императорского двора к 1 января 1886 г. определялось суммой в 65 912 735 руб.

Как видно из приведенных цифр, Император обладал необходимой суммой для оказания помощи осиротевшим семьям. Помимо Государя помощь оказывали и другие члены Императорской фамилии, так 27 мая 1896 г. «на усиление средств, поступивших от Ея Величества Государыни Императрицы Александры Фёдоровны для устройства убежища детей, родители которых пострадали во время народного праздника на Ходынском поле 18 сего мая» было «принято в кассу Московской городской управы 10 000 рублей».

Необходимо также указать, что это было не первое большое пожертвование со стороны Николая II, так в 1891-1892 г. в России был неурожай, и Цесаревич Николай Александрович не только возглавил Комитет по борьбе с голодом, но и пожертвовал несколько миллионов рублей, полученных им в наследство от бабушки.

Касвинов в своей работе пытается нас убедить, что Николай Второй сперва распорядился выделить каждой осиротевшей семье по 1000 рублей, а когда «выяснилось, что погибших не десятки, а тысячи, он негласно взял назад эту милость». Давайте подумаем, могло ли это произойти в действительности?

В своем дневнике за 18 мая Государь записал следующее: «До сих пор всё шло, слава Богу, как по маслу, а сегодня случился великий грех. Толпа, ночевавшая на Ходынском поле, в ожидании начала раздачи обеда и кружки, наперла на постройки и тут произошла страшная давка, причём, ужасно прибавить, потоптано около 1300 человек! Я об этом узнал в 10 1/2 ч. перед докладом Ванновского ; отвратительное впечатление осталось от этого известия. В 12 1/2 завтракали и затем Аликс и я отправились на Ходынку на присутствование при этом печальном “народном празднике”. Собственно там ничего не было; смотрели из павильона на громадную толпу, окружавшую эстраду, на которой музыка все время играла гимн и “Славься”…».

Согласно этой дневниковой записи, Николай Второй уже в 10:30 узнал не только о трагедии, но и о количестве погибших. Поэтому давая повеление помочь пострадавшим, Николай Александрович прекрасно осознавал, что потребуется выделить приличную сумму, а не 90 тысяч рублей, как нас пытаются убедить.

В 1896 году на Ваганьковском кладбище был установлен памятник жертвам давки на Ходынском поле по проекту архитектора Иллариона Александровича Иванова-Шица.

Для выяснения обстоятельств и истинных причин трагедии было возбуждено следствие во главе с графом Паленым. В итоге, московский обер-полицмейстер Власовский и его помощник были сняты с занимаемых должностей, а Великий князь Сергей Александрович (получивший в народе прозвище «князь Ходынский») просил отставку, однако Государь её не принял.

Во время следствия московские власти в лице Генерал-губернатора Сергея Александровича и Министерство Императорского двора в лице графа Воронцова-Дашкова взваливали всю вину за происшедшее друг на друга.

«Так как устройство народного гулянья было изъято из ведения генерал-губернатора и передано всецело Министерству двора, – писал Джунковский, – то я и не принимал в нем никакого участия, и принятие мер охраны также не касалось нашей комиссии – охрану на Ходынском поле также взяло на себя Министерство двора в лице дворцового коменданта… Великому князю как хозяину столицы, конечно, это не могло быть приятным, он реагировал на это тем, что совершенно устранился от всякого вмешательства не только по отношению устройства самого гулянья, но даже и по отношению сохранения порядка».

К величайшему сожалению, ни Джунковский, ни Великий Князь Сергей Александрович, ни многие другие московские чиновники не принимали должного участия, считая, что в работу «коронационной комиссии во главе с Бером» лезть не следует, забывая при этом, что главенствующая роль Министерства двора не освобождала всех их от принятия необходимых мер по обеспечению порядка.

Детальное рассмотрение всего случившегося позволяет сделать однозначный вывод: все обвинения в адрес Императора Николая Александровича в недостойном поведении, лицемерии и безразличии к судьбе пострадавших, не выдерживают никакой критики, и являются ничем иным, как попыткой оклеветать Государя, используя для этого все возможные средства, вплоть до прямой фальсификации цифр и фактов.

P. S. Согласно нормам современного русского языка такие слова, как «царь», «император», «империя» и им подобные пишутся со строчной (маленькой) буквы, если только с них не начинается предложение. Я очень трепетно отношусь к родному языку, и всегда выступаю против ошибок в устной и письменной речи, а также чрезмерного и неуместного «засорения» языка иностранными словами и фразами. Однако же, в рамках данной работы, я буду сознательно допускать однотипные орфографические ошибки, ибо моё глубокое уважение к Отечественной истории буквально заставляет меня игнорировать определённые языковые правила и писать некоторые слова с заглавной буквы.

Сноски

Владимир Фёдорович Джунковский – адъютант великого князя Сергея Александровича (1891-1905), московский вице-губернатор (1905-1908), московский губернатор (1908-1913), командир Отдельного корпуса жандармов и товарищ министра внутренних дел (1913-1915).

Записки генерала Джунковского.

Сразу после трагедии в обществе появились различные версии происшедшего, назывались имена виновников, среди которых были и генерал-губернатор Москвы великий князь Сергей Александрович, и обер-полицмейстер полковник Власовский, и сам Николай II, прозванный «Кровавым». Одни клеймили чиновников-разгильдяев, другие пытались доказать, что катастрофа на Ходынском поле – спланированная акция, ловушка для простого народа. Так у противников монархии появился еще один аргумент против самодержавия. За долгие годы «Ходынка» обросла мифами. Тем более интересно разобраться, что же на самом деле произошло в те далекие майские дни.

Николай II взошел на престол еще в 1894 году, после смерти своего отца Александра III. Неотложные дела, государственные и личные (свадьба с любимой невестой Алисой Гессен-Дармштадтской, в православии Александрой Федоровной), заставили императора отложить коронацию на полтора года. Все это время специальная комиссия тщательно разрабатывала план торжеств, на проведение которых было отпущено 60 млн. рублей. Две праздничные недели включали в себя многочисленные концерты, банкеты, балы. Украшали все, что могли, даже колокольня Ивана Великого и ее кресты были увешаны электрическими лампочками. В качестве одного из главных мероприятий предусматривалось народное гуляние на специально разукрашенном Ходынском поле, с угощением пивом и медом, царскими гостинцами. Было заготовлено около 400 тысяч узелков из цветных платков, в каждый из которых завернули сайку, полфунта колбасы, пригоршню. конфет и пряников, а также эмалированную кружку с царским вензелем и позолотой. Именно подарки стали своеобразным «камнем преткновения» – в народе о них распространялись небывалые слухи. Чем дальше от Москвы, тем существенней возрастала стоимость гостинца: крестьяне из отдаленных деревень Московской губернии были абсолютно уверены в том, что каждой семье государь пожалует корову и лошадь. Впрочем, дармовые полфунта колбасы тоже многих устраивали. Таким образом, только ленивые не собирались в те дни на Ходынское поле.

Организаторы же позаботились лишь об устройстве праздничной площадки размером в квадратный километр, на которой разместили качели, карусели, ларьки с вином и пивом, палатки с подарками. При составлении проекта гуляний совершенно не учли, что Ходынское поле было местом дислоцирующихся в Москве войск. Здесь устраивались военные маневры и были вырыты окопы и траншеи. Поле было покрыто рвами, заброшенными колодцами и траншеями, из которых брали песок.

Массовые гуляния назначили на 18 мая. Однако уже утром 17 мая количество людей, направляющихся на Ходынку, было так велико, что местами они запруживали улицы, включая мостовые, и мешали проезду экипажей. С каждым часом приток увеличивался – шли целыми семьями, несли на руках, маленьких детей, шутили, пели песни. К 10 часам вечера скопление людей стало, принимать угрожающие размеры, к 12 часам ночи можно было насчитать десятки тысяч, а спустя 2–3 часа – сотни тысяч. Народ все продолжал прибывать. По свидетельствам очевидцев, на огражденном поле собралось от 500 тысяч до полутора миллиона человек: «Над народною массой стоял густым туманом пар, мешавший различать на близком расстоянии лица. Находившиеся даже в первых рядах обливались потом и имели измученный вид». Давка была настолько сильная, что уже после трех часов ночи многие стали терять сознание и умирать от удушья. Ближайшие к проходам пострадавшие и трупы вытаскивались солдатами на внутреннюю площадь, отведенную для гуляния, а мертвецы, находившиеся в глубине толпы, продолжали «стоять» на своих местах, к ужасу соседей, тщетно стремившихся отодвинуться от них, но, тем не менее, не пытавшихся покинуть торжество. Повсюду раздавались крики и стоны, но люди не желали расходиться. 1800 полицейских, естественно, не могли повлиять на ситуацию, им оставалось только наблюдать за происходящим. Провезенные по городу в открытых повозках первые трупы сорока шести жертв (на них не было следов крови и насилия, так как все скончались от удушья) впечатления на народ не произвели: все хотели побывать на празднике, получить царский гостинец, мало задумываясь о своей судьбе.

Чтобы навести порядок, в 5 часов утра приняли решение начать раздачу подарков. Артельщики, опасаясь, что их сметут вместе с палатками, начали швырять свертки в толпу. Многие бросались за кульками, падали и сразу оказывались втоптанными в землю напирающими со всех сторон соседями. Через два часа разнесся слух, что прибыли вагоны с дорогими подарками, началась их раздача, но гостинцы смогут получить только те, кто находится ближе к вагонам. Толпа ринулась к краю поля, где шла разгрузка. Обессиленные люди падали во рвы и траншеи, сползали по насыпям, и по ним шли следующие. Сохранились свидетельства о том, что находившийся в толпе родственник фабриканта Морозова, когда его понесло на ямы, стал кричать, что даст 18 тысяч тому, кто его спасет. Но помочь ему было невозможно – всё зависело от стихийного движения огромного людского потока.

Между тем на Ходынское поле прибывали ничего не подозревающие люди, многие из которых сразу же находили тут свою смерть. Так, рабочие с фабрики Прохорова наткнулись на колодец, заложенный бревнами и засыпанный песком. Проходя, они раздвинули бревна, часть просто проломилась под тяжестью людей, и сотни полетели в этот колодец. Их вынимали оттуда в течение трех недель, но всех не смогли достать – работа стала опасной из-за трупного запаха и постоянных осыпей стен колодца. А многие погибли, так и не дойдя до поля, где предполагалось гуляние. Вот как описывает зрелище, представшее перед глазами 18 мая 1896 года, ординатор 2-й московской городской больницы Алексей Михайлович Остроухое: «Страшная, однако, картина. Травы уже не видно; вся выбита, серо и пыльно. Здесь топтались сотни тысяч ног. Одни нетерпеливо стремились к гостинцам, другие топтались, будучи зажаты в тиски со всех сторон, бились от бессилия, ужаса и боли. В иных местах порой так тискали, что рвалась одежда. И вот результат – груды тел по сто, по полтораста, груд меньше 50–60 трупов я не видел. На первых порах глаз не различал подробностей, а видел только ноги, руки, лица, подобие лиц, но все в таком положении, что нельзя было сразу ориентироваться, чьи эта или эти руки, чьи то ноги. Первое впечатление, что это все «хитровцы» (бродячий люд с Хитрова рынка – прим. ред.), все в пыли, в клочьях. Вот черное платье, но серо-грязного цвета. Вот видно заголенное грязное бедро женщины, на другой ноге белье; но странно, хорошие высокие ботинки – роскошь, недоступная «хитровцам»… Раскинулся худенький господин – лицо в пыли, борода набита песком, на жилетке золотая цепочка. Оказалось, что в дикой давке рвалось все; падавшие хватались за брюки стоявших, обрывали их, и в окоченевших руках несчастных оставался один какой-нибудь клок. Упавшего втаптывали в землю. Вот почему многие трупы приняли вид оборванцев. Но почему же из груды трупов образовались отдельные кучи?.. Оказалось, что обезумевший народ, когда давка прекратилась, стал собирать трупы и сваливать их в кучи. При этом многие погибли, так как оживший, будучи сдавленный другими трупами, должен был задохнуться. А что многие были в обмороке, это видно из того, что я с тремя пожарными привел в чувство из этой груды 28 человек; были слухи, что оживали покойники в полицейских мертвецких…».

Весь день 18 мая по Москве курсировали подводы, нагруженные трупами. Николай II узнал о случившемся днем, но ничего не предпринял, решив не отменять коронационные торжества. Вслед за этим император отправился на бал у французского посла Монтебелло. Естественно, ничего он изменить бы уже не смог, но его бездушное поведение было встречено общественностью с явным раздражением. Николай II, чье официальное восшествие на престол было отмечено огромными человеческими жертвами, с тех пор именовался в народе «Кровавым». Только на следующий день император вместе с супругой посетил пострадавших в больницах, а каждой семье, потерявшей родственника, приказал выдать по тысяче рублей. Но для народа царь от этого добрее не стал. Николай II не сумел взять правильный тон по отношению к трагедии. А в своем дневнике накануне нового года бесхитростно записал: «Дай Бог, чтобы следующий 1897 год прошел так же благополучно, как этот». Именно поэтому его винили в трагедии в первую очередь.

Следственная комиссия была создана на следующий день. Впрочем, виновные в трагедии всенародно так и не были названы. А ведь даже вдовствующая императрица требовала наказать градоначальника Москвы великого князя Сергея Александровича, которому высочайшим рескриптом была объявлена благодарность «за образцовую подготовку и проведение торжеств», тогда как москвичи присвоили ему титул «князя Ходынского». А обер-полицмейстер Москвы Власовский был отправлен на заслуженный отдых с пенсией 3 тысячи рублей в год. Так было «наказано» разгильдяйство ответственных.

Потрясенная российская общественность не получила ответа следственной комиссии на вопрос: «Кто виноват?». Да и нельзя на него ответить однозначно. Скорее всего, в случившемся виновно роковое стечение обстоятельств. Неудачен был выбор места гуляния, не продуманы пути подхода людей к месту событий, и это притом, что организаторы уже изначально рассчитывали на 400 тысяч человек (число подарков). Слишком большое количество людей, привлеченных на праздник слухами, образовали неуправляемую толпу, которая, как известно, действует по своим законам (чему немало примеров и в мировой истории). Интересен и тот факт, что среди алчущих получить бесплатное угощение и подарки были не только бедный рабочий люд и крестьяне, но и довольно обеспеченные граждане. Уж они могли бы и обойтись без «гостинцев». Но не удержались от «бесплатного сыра в мышеловке». Так инстинкт толпы превратил праздничное гуляние в настоящую трагедию. Шок от происшедшего мгновенно отразился в русской речи: вот уже более ста лет в обиходе существует слова «ходынка», включенное в словари и объясняемое как «давка в толпе, сопровождающаяся увечьями и жертвами…» И винить во всем Николая II оснований все же нет. К тому времени, как император после коронации и перед балом заехал на Ходынское поле, здесь все уже было тщательно убрано, толпилась разодетая публика и огромный оркестр исполнял кантату в честь его восшествия на престол. «Смотрели на павильоны, на толпу, окружавшую эстраду, музыка все время играла гимн и «Славься». Собственно, там ничего не было…».

No related links found



14 мая 1896 г. в Москве, в Успенском соборе Кремля Государь Император Николай II венчался на царство. На торжественной церемонии, как бы приуготовляя молодого царя к тяжелым испытаниям, Господь попустил случиться знаменательному происшествию. «Во время коронования, - вспоминал впоследствии игумен серафим (Кузнецов), - с Государем произошел, по-видимому, не заслуживающий внимания, случай, но он оказался впоследствии вещим.

После длительной и утомительной коронационной службы, в момент восхождения Императора на церковный помост, изнемогая под тяжестью царского одеяния и короны, он споткнулся и на время лишился чувств».

Трагические события последовали сразу после венчания Императора Николая II на царство, в дни коронационных торжеств, которые проходили с 6 по 26 мая. Коронация всегда была особым высокоторжественным моментом в жизни всего российского государства. Торжества сопровождались, по традиции, изданием манифеста с различными льготами для народа: понижением налогов, выкупных платежей и т. п. В частности, Царь Николай II после коронации списал с народа недоимку на общую сумму в 100 млрд. руб. и сотни тысяч рублей из личных сбережений пожертвовал на общественные нужды.

Кроме того, хотелось ему порадовать праздничными подарками неимущих людей, которые было решено раздать на Ходынском поле, недалеко от Москвы, на четвертый день торжеств.

Москва в эти дни выглядела празднично, была украшена флагами и цветными фонариками. В Кремле построили специальную электрическую станцию. По вечерам тысячи лампочек освещали кремлевские стены, башни и купола. Зрелище было необычайно красивым. Тысяча шестьсот колоколен огласили первопрестольную во время коронования. А когда молодые, сияющие красотой Царь и Царица, проезжали по городу в золоченой карете, их повсюду встречали толпы народа с радостными криками: «Ура! Ура!» Искреннее праздничное настроение царило тогда повсюду и, казалось, ничто не предвещало беды. Но она нагрянула...

Как уже говорилось, на Ходынском поле должны были раздавать царские гостинцы, которые состояли из пакета с колбасой, сайкой, большого пряника, леденцов и орехов. К этому подарку прилагалась и памятная «коронационная кружка» с гербом и инициалами Государя Императора Николая II. Для раздачи подарков были построены палатки, огражденные, чтобы сдерживать людские толпы, рвами и траншеями, которые были здесь выкопаны уже давно для учений войск Московского гарнизона. Когда рассматривался вопрос об охране порядка и привлечения для этого сил армии, то один из организаторов коронационных торжеств, дядя молодого Императора, великий князь Сергей Александрович заметил, что он верит в благоразумие народа и потому будет достаточно сил одной полиции.

И у него были основания так считать. Коронационные торжества проходили по сценарию торжеств в 1883 г. Когда венчался на царство отец Николая II Император Александр III. Тогда на Ходынском поле раздача царских подарков прошла без происшествий. Но, на всякий случай, раздаточных палаток в настоящее время было построено больше, чем в 1883 г.

Раздача подарков была назначена на 18 мая в 11 часов дня, но уже к вечеру 17 мая у Ходынского поля собралась огромная масса народа - свыше пятисот тысяч человек, которые решили провести здесь всю ночь. Среди собравшихся были не только бедные неимущие люди. Пришли сюда и ремесленники, и рабочие, и мещане. Многие были пьяны. Как отмечал в своих «Дневниках» известный публицист и издатель А. С. Суворин: «С вечера было много народа. Кто сидел около костра, кто спал на земле, кто угощался водкой, а иные пели и плясали».

Тем временем подарки из буфетов начали потихоньку разворовываться. «Артельщики баловали, - записал А. С. Суворин со слов очевидца, - стали выдавать своим знакомым и по несколько узелков. Когда же народ это увидел, то начал протестовать и лезть в окна палаток и угрожать артельщикам. Те испугались и начали выдавать (подарки) ».4 Таким образом, узелки с подарками вместо 11 часов дня стали раздавать около 6 часов утра. Когда это началось, то вместо того, чтобы получать подарки по очереди, для чего были сделаны специальные проходы, по свидетельству того же Суворина «народ с наружной стороны перелезал через палатки и набегал к проходам палаток с внутренней стороны. И с той и с другой стороны давили друг друга... Кто падал, того топтали, ходили по нему... Многие влезали на палатки, ломали крыши и доставали узелки».

Весть о том, что подарки уже выдают и их может на всех не хватить, молниеносно облетела весь, более чем 500-тысячный народ, собравшийся на ходынском поле. И тогда, как следует из записи историка С. С. Ольденбурга, сделанной со слов очевидца «толпа вскочила вдруг как один человек и бросилась вперед с такой стремительностью, как если бы за нею гнался огонь.. Задние ряды напирали на передние: кто падал, того топтали, потеряв способность ощущать, что ходят по живым еще телам, как по камням или бревнам. Катастрофа продолжалась всего 10-15 минут. Когда опомнились, было уже поздно Погибших на месте и умерших в ближайшие дни оказалось 1282 человека, раненых - несколько сот».

Когда Царь Николай II узнал о случившемся, он был потрясен. Смерть в дни национального праздника более тысячи людей казалась ему невероятной. В полдень он лично поехал на ходынское поле, чтобы разобраться в случившемся. По дороге ему встретились телеги с телами погибших. Он остановился, поговорил с теми, кто вез их, но толком ничего не узнал.

А на самом Ходынском поле к этому времени все было уже убрано: развевались флаги, радостная толпа, хлебнувши пива и вина, в обустроенных здесь же буфетах, радостно кричала «Ура!», оркестр играл «Боже, Царя храни» и «Славься»...В тот день Император Николай II записал в своем дневнике горькие слова: «Толпа, ночевавшая на Ходынском поле в ожидании начала раздачи обеда и кружки, наперла на постройки, и тут произошла давка, причем, ужасно прибавить, потоптано около тысячи трехсот человек. Я узнал об этом в десять с половиной часов... Отвратительное впечатление осталось от этого известия».

Конечно, это было ужасное происшествие, вызванное, в частности, алчностью толпы. И только что венчавшийся на царство Государь Император Николай II, по человечески мог бы растеряться и сделать неверные распоряжения. Но Самодержец, проявив твердую волю, назначил справедливое расследование, вследствие которого за плохую организацию охраны порядка был отстранен от должности обер-полицмейстер и наказаны подчиненные ему стражи порядка.

Хотя, казалось бы, что могли они сделать, когда такая огромная толпа, более чем в полмиллиона людей, проявив нетерпение, рванулась за подарками и стала неуправляемой и в диком стадном порыве передавила множество людей.

Но поскольку расследование выявило непредусмотрительность властей, к полицейским были приняты меры наказания, а к семьям погибших проявлено истинно христианское сострадание. По распоряжению Царя Николая II было выдано по 1 тысяче рублей на семью погибшего или пострадавшего в Ходынской трагедии.

Кроме того, погибшие были похоронены за государственный счет, а их дети при необходимости определены в приют.

Надо сказать, что раненые и пострадавшие в Ходынской давке осознавали свою вину в случившемся. После посещения их в больнице, мать Царя Николая II, императрица Мария Федоровна, записала в своем дневнике: «Они были такими трогательными, не обвиняя никого, кроме их самих. Они говорили, что виноваты сами и очень сожалеют, что расстроили этим Царя! Они как всегда были возвышенными и можно более чем гордиться, от сознания того, что ты принадлежишь к такому великому и прекрасному народу».

Так уж совпало, что в самый день катастрофы у французского посла в России графа Густава Монтебелло должен был состояться прием, который готовился задолго до коронации и которому придавалось важное межгосударственное значение, так как он должен был способствовать налаживанию союзнических отношений между Россией и Францией. После приема давался бал.

Что было делать в этой сложной ситуации русскому Государю? «Сердце Царево в Божией руке» - говорит нам Священное Писание. Император Николай II долг царского служения Отечеству, всему, вверенному ему Богом народу, поставил выше сиюминутной личной репутации среди придворной знати, которая отговаривала его от присутствия на приеме.

«В назначенный час, - пишет зарубежный историк прошлого века Е. Е. Алферьев, - Государь прибыл во французское посольство, оставался там минимальное время, предусмотренное протоколом, а затем отбыл, поручив послу передать свою благодарность французскому народу за его дружественные чувства к России».

А дружеские чувства к России Франция проявила искренне. День коронования русского Царя там был воспринят как свой государственный праздник. Париж был украшен русскими флагами, проходили праздничные демонстрации. Занятия в школах и лицеях были отменены, солдаты получили увольнения, а у чиновников установили неполный рабочий день. Сам президент Франции Феликс Фор и члены правительства присутствовали на торжественном богослужении в русском соборе св. Александра Невского в Париже. Мог ли после этого Император Николай II не приехать на прием к французскому послу?

А современный историк А. Степанов справедливо отмечает: «Прием у посла иностранной державы для руководителя государства - не развлечение, а работа. Конечно, можно было отменить прием. Но нужно иметь в виду, что у России и Франции только налаживались Союзнические отношения и всякая шероховатость могла быть использована враждебными государствами, чтобы расстроить возникавший союз. И Государь в этой непростой ситуации нашел достойный выход. Он посетил прием, чем подчеркнул верность России союзническим отношениям и заинтересованность в их развитии, но вскоре уехал, предоставив христианской совести каждого сделать выбор - веселиться ли в день скорбного события?»

На следующее утро Император и Императрица были на панихиде по погибшим в Ходынской трагедии, а позже несколько раз посещали раненых в больницах. Когда они, обходя палаты, разговаривали с пострадавшими, многие из них «со слезами на глазах просили Царя простить их, «неразумных», испортивших «такой праздник».8

Таким образом, поведение Царя Николая II, как политика и как православного христианина, следует признать безукоризненным. Официальная печать Российской Империи не скрывала от народа случившуюся на Ходынском поле катастрофу. А появление русского Государя на приеме у посла было по достоинству оценено в иностранной печати, особенно, французской.

И только русская либеральная общественность и газеты лево масонского толка использовали происшедшие события для очернения Царя Николая II. В них писали, что он чуть ли не сам повинен в Ходынской трагедии, после которой уехал веселиться на бал во французском посольстве. Таким образом, враги самодержавия стремились дискредитировать власть Императора Николая II и отдалить от него подданных, то есть русский народ. Но, как правильно говорит А. Степанов «если беспристрастно рассмотреть все факты, то следует признать, что Ходынская катастрофа явилась несчастным случаем. В этом несчастье лишь отчасти виноваты некоторые полицейские чины, понесшие наказание за непредусмотрительность. Никакой вины Императора Николая II объективный исследователь усмотреть не может».

Близко к сердцу принял Царь Николай II гибель людей на Ходынском поле. И хотя среди либеральной аристократии и интеллигенции царила критика его действий, простой народ морально поддержал своего Государя, о чем он благодарно отозвался в Манифесте от 26 мая. «Народные чувства, - говорил в нем Царь Николай II, - с особенной силой выразились в день народного праздника и послужили Нам трогательным утешением в опечалившем Нас посреди светлых дней несчастии, постигшем многих из участников празднества».

И тем не менее «Ходынка» стала знамением трагического царствования Государя Императора Николая II. Мудрые духовные старцы уже тогда видели в этой катастрофе недоброе предзнаменование, понимая, что без воли Божией ничего не происходит. Тем более ужасная скоропостижная гибель множества людей. Интересно отметить, что известный философ В. В. Розанов считал, что в трагедии во время коронационных торжеств совершилось «великое искупление» за убийство Царя Александра II 1 марта 1881 г.

Как бы там ни было, но случившуюся катастрофу оценивали как грозное знамение и обычные миряне. Вот что пророчески записал в то время в своих «Дневниках» А. С. Суворин: «Дни этой коронации - яркие, светлые, жаркие. И царствование будет жаркое, наверное. Кто сгорит в нем и что сгорит? Вот вопрос! А сгорит, наверное, многое, но многое и вырастет!»

Произошла страшная трагедия, которую многие современники расценили как зловещее предзнаменование: в результате массовой давки на расположенном на окраине Москвы Ходынском поле погибло до полутора тысяч человек.

Ходынское поле, служившее плацем для войск московского гарнизона, было отведено для народных гуляний. Здесь, по случаю коронации нового Императора были возведены балаганы и лавки, а также временные деревянные постройки для бесплатной раздачи пива, меда и подарков (кружка с вензелями царствующей четы, фунтовая сайка, полфунта колбасы, вяземский пряник с гербом и мешочек сластей и орехов). Устроители праздничных мероприятий также предполагали разбрасывать в толпе жетоны с памятной надписью. Самое поле было достаточно большим, однако рядом с ним проходил ров с обрывистыми берегами и отвесной стеной, откуда долгое время брали песок и глину для нужд столицы, а на самом поле было много промоин и ям от демонтированных ранее сооружений. «Ямы, ямы и ямы, кое-где поросшие травой, кое-где с уцелевшими голыми буграми. А справа к лагерю, над обрывистым берегом рва, почти рядом с краем ее, сверкали заманчиво на солнце ряды будочек с подарками» , - вспоминал очевидец.

Известный русский репортер и бытописатель Москвы В.А.Гиляровский, находившийся по его собственным словам «в самом пекле катастрофы», вспоминал: «Днем я осматривал Ходынку, где готовился народный праздник. Поле застроено. Всюду эстрады для песенников и оркестров, столбы с развешанными призами, начиная от пары сапог и кончая самоваром, ряд бараков с бочками для пива и меда для дарового угощения, карусели, наскоро выстроенный огромный дощатый театр под управлением знаменитого М.В.Лентовского и актера Форкатия и, наконец, главный соблазн - сотни свеженьких деревянных будочек, разбросанных линиями и углами, откуда предполагалась раздача узелков с колбасой, пряниками, орехами, пирогов с мясом и дичью и коронационных кружек. Хорошенькие эмалевые белые с золотом и гербом, разноцветно разрисованные кружки были выставлены во многих магазинах напоказ. И каждый шел на Ходынку не столько на праздник, сколько за тем, чтобы добыть такую кружку».

Но беды ничто не предвещало, ведь подобные мероприятия здесь проходили и ранее. Когда в 1883 году на коронацию Императора Александра III здесь собралось до 200 тысяч народу все прошло благополучно и без всяких происшествий.

Народные гуляния должны были начаться 18 мая в 10 часов утра, но уже ночью Ходынское поле оказалось плотно забито народом - узнав о бесплатной раздаче подарков, сюда стекались вереницы людей с рабочих окраин. К 5 часам утра на Ходынском поле собралось до 500 тысяч человек, сидевших на траве семейными группами, закусывая и выпивая. «Все кишело народом, - отмечал Гиляровский. - Гомон и дым стояли над полем. Во рву горели костры, окруженные праздничным народом. "До утра посидим, а там прямо к будкам, вот они, рядом!"» .

И когда по толпе прокатился слух, что буфетчики раздают подарки среди «своих», а потому на всех подарков не хватит, народ ринулся к лавкам и ларькам, сметая полицейские кордоны. Как сообщает С.С.Ольденбург, ссылаясь на слова очевидца, «толпа вскочила вдруг как один человек и бросилась вперед с такой стремительностью, как если бы за нею гнался огонь... Задние ряды напирали на передние, кто падал того топтали, потеряв способность ощущать, что ходят по живым еще телам, как по камням или бревнам» . Перепуганные раздатчики, опасаясь что эта стихия сметет их вместе с лавками, стали бросать подарки прямо в толпу, что еще больше усугубило ситуацию.

«Вдруг загудело, - писал Гиляровский. - Сначала вдали, потом кругом меня. Сразу как-то... Визг, вопли, стоны. И все, кто мирно лежал и сидел на земле, испуганно вскочили на ноги и рванулись к противоположному краю рва, где над обрывом белели будки, крыши которых я только и видел за мельтешащимися головами. (...) Толкотня, давка, вой. (...) А там впереди, около будок, по ту сторону рва, вой ужаса: к глиняной вертикальной стене обрыва, выше роста человека, прижали тех, кто первый устремился к будкам. Прижали, а толпа сзади все плотнее и плотнее набивала ров, который образовал сплошную, спрессованную массу воющих людей. Кое-где выталкивали наверх детей, и они ползли по головам и плечам народа на простор. Остальные были неподвижны: колыхались все вместе, отдельных движений нет. Иного вдруг поднимет толпой, плечи видно, значит, ноги его на весу, не чуют земли... Вот она, смерть неминучая! И какая! (...) Над нами стоял полог зловонных испарений. Дышать нечем. Открываешь рот, пересохшие губы и язык ищут воздуха и влаги. Около нас мертво-тихо. Все молчат, только или стонут, или что-то шепчут. Может быть, молитву, может быть, проклятие, а сзади, откуда я пришел, непрерывный шум, вопли, ругань. Там, какая ни на есть,- все-таки жизнь. Может быть, предсмертная борьба, а здесь - тихая, скверная смерть в беспомощности. (...) Снизу лезли на насыпь, стаскивали стоящих на ней, те падали на головы спаянных ниже, кусались, грызлись. Сверху снова падали, снова лезли, чтобы упасть; третий, четвертый слой на голову стоящих. (...) Рассвело. Синие, потные лица, глаза умирающие, открытые рты ловят воздух, вдали гул, а около нас ни звука. Стоящий возле меня, через одного, высокий благообразный старик уже давно не дышал: он задохся молча, умер без звука, и похолодевший труп его колыхался с нами. Рядом со мной кого-то рвало. Он не мог даже опустить головы. Впереди что-то страшно загомонило, что-то затрещало. Я увидал только крыши будок, и вдруг одна куда-то исчезла, с другой запрыгали белые доски навеса. Страшный рев вдали: "Дают!.. давай!.. дают!.." - и опять повторяется: "Ой, убили, ой, смерть пришла!.." И ругань, неистовая ругань... (...) Казаки за шиворот растаскивали толпу и, так сказать, разбирали снаружи эту народную стену». Когда толпа опомнилась, было уже поздно... По разным данным погибших на месте и умерших в ближайшие дни оказалось от 1282 до 1389 человек; раненых - от нескольких сот до полутора тысяч.

«Ров, этот ужасный ров, эти страшные волчьи ямы полны трупами, - свидетельствует Гиляровский. - Здесь главное место гибели. Многие из людей задохлись, еще стоя в толпе, и упали уже мертвыми под ноги бежавших сзади, другие погибли еще с признаками жизни под ногами сотен людей, погибли раздавленными; были такие, которых душили в драке, около будочек, из-за узелков и кружек. Лежали передо мной женщины с вырванными косами, со скальпированной головой. Многие сотни! А сколько еще было таких, кто не в силах был идти и умер по пути домой. Ведь после трупы находили на полях, в лесах, около дорог, за двадцать пять верст от Москвы, а сколько умерло в больницах и дома! (...) Нашли офицера с простреленной головой. Тут же валялся револьвер казенного образца. Медицинский персонал ходил по полю и подавал помощь тем, у кого были признаки жизни. Их развозили по больницам, а трупы на Ваганьково и на другие кладбища» . Позже на Ваганьковском кладбище на братской могиле воздвигли монумент в память жертв Ходынской катастрофы, с выбитой на нем датой трагедии: «18 мая 1896».

О случившейся трагедии доложили московскому генерал-губернатору Великому князю Сергею Александровичу и Императору Николаю II. «До сих пор все шло, слава Богу, как по маслу а сегодня случился великий грех, - отмечал Император Николай II вечером 18 мая в своем дневнике. - Толпа, ночевавшая на Ходынском поле, в ожидании начала раздачи обеда и кружки, наперла на постройки, и тут произошла страшная давка, причем, ужасно прибавить, потоптано около 1300 человек!! Я об этом узнал в 10 ½ ч. перед докладом Ванновского; отвратительное впечатление осталось от этого известия» . Место катастрофы было убрано и очищено от всех следов разыгравшейся драмы и программа празднования продолжалась. К 14 часам на Ходынское поле прибыл Император Николай II, встреченный громовым «ура» и пением Народного гимна. Затем празднества по случаю коронации продолжились вечером в Кремлевском дворце и балом на приеме у французского посла. По словам С.С.Ольденбурга, «Государь (по представлению министра иностранных дел кн. Лобанова-Ростовского) не отменил своего посещения, чтобы не вызывать политических кривотолков. Но на следующее утро Государь и Государыня были на панихиде по погибшим, и позже еще несколько раз посещали раненых в больницах. Было выдано по 1000 р. на семью погибших или пострадавших, для детей их был создан особый приют; похороны приняты были на государственный счет. Не было сделано какой-либо попытки скрыть или приуменьшишь случившееся - сообщение о катастрофе появилось в газетах уже на следующий день 19 мая, к великому удивлению китайского посла Ли-Хун-Чана, сказавшего Витте, что такие печальные вести не то, что публиковать, но и Государю докладывать не следовало» .

Посещала раненных в ходе ходынской давки и вдовствующая Императрица Мария Федоровна. В письме к сыну - Великому князю Георгию Александровичу она писала: «Я была очень расстроена, увидев всех этих несчастных раненых, наполовину раздавленных, в госпитале, и почти каждый из них потерял кого-нибудь из своих близких. Это было душераздирающе. Но в то же время они были такие значимые и возвышенные в своей простоте, что они просто вызывали желание встать перед ними на колени. Они были такими трогательными, не обвиняя никого, кроме их самих. Они говорили, что виноваты сами и очень сожалеют, что расстроили этим Царя! Они как всегда были возвышенными, и можно было гордиться от сознания, что ты принадлежишь к такому великому и прекрасному народу. Другие классы должны бы были брать с них пример, а не пожирать друг друга, и главным образом, своей жестокостью возбуждать умы до такого состояния, которого я еще никогда не видела за 30 лет моего пребывания в России» .

Назначенное следствие, которое проводил министр юстиции Н.В.Муравьев, установило отсутствие какой-либо злой воли в случившемся, но указом 15 июля за непредусмотрительность и несогласованность действий, имевшие столь трагические последствия, был уволен заведовавший в тот день порядком и. о. московского обер-полицмейстера, и различные взыскания понесли некоторые подчиненные ему чины. Но как отмечает Ольденбург, «печаль о погибших не могла, однако, остановить течение государственной жизни и уже 21 мая, на том же Ходынском плацу, дефилировали стройные ряды войск» .

Подготовил Андрей Иванов , доктор исторических наук