О. Андрей Кураев про перерождение православной церкви

Диакон Андрей Вячеславович Кураев – священнослужитель, философ, богослов и общественный деятель, он оппозиционно настроен ко многим инициативам РПЦ, за что получил негласное прозвище «либерала от РПЦ». Он придерживается позиции о необходимости просветительской деятельности среди молодежи, также известен как разоблачитель гомосексуализма среди священников РПЦ.

Детство и юношеские годы

Будущий религиозный деятель родился 15 февраля 1963 года в Москве, семье убежденных атеистов. Отец, Вячеслав Иванович, известный советский ученый-философ, был личным помощником академика Петра Федосеева, видного идеолога КПСС. Мать, Вера Трофимовна, преподавала материальную диалектику в АН СССР.

Мальчику с ранних лет внушалось, что бога не существует, а жизнь на земле возникла согласно общепринятой теории Дарвина. Андрюша рос обычным советским школьником, хорошо учился, много читал, был редактором стенгазеты «Атеист» и образцовым пионером и комсомольцем.

Окончив школу в 1979 году, он решил пойти по стопам родителей и поступил в главный университет страны на кафедру научного атеизма. В МГУ Кураев зарекомендовал себя талантливым студентом, ему прочили прекрасную карьеру и престижное место преподавателя в будущем. Никто и не догадывался, что в душе Андрея вера в бога уже давно вытеснила основные догмы марксизма-ленинизма.

Тайное стало явным, когда родители случайно застали сына с богословскими писаниями в руках. Отпираться было бессмысленно, и юноша признался, что верует, собирается креститься и хочет поступать в духовную семинарию. Родители пытались всячески переубедить сына и не портить карьеру ни себе, ни отцу, однако молодой человек был непреклонен. На семейном совете был достигнут компромисс, в результате которого Андрей 29 ноября 1982 года принял крещение в стенах храма Рождества Иоанна Предтечи на Пресне, а окончив МГУ с красным дипломом в 1984 году, поступил в столичную духовную семинарию (МДА).

Из-за этого Вячеславу Ивановичу запретили выезжать в заграничные командировки и уволили с должности референта партийного чиновника. Однако эти события не повлияли на отношения в семье, родители с пониманием отнеслись к выбору сына и всячески поддерживали его на протяжении всей жизни.

Карьера в РПЦ

Еще во время учебы в семинарии Кураев стал писать статьи и публиковать их в журнале «Вопросы философии». Участвовал в религиозных диспутах, на которых яростно отстаивал свои убеждения. В 1988 году он окончил МДА и поступил на богословский факультет Бухарестского университета и там же, в Румынии, получил сан дьякона с величайшего благословения патриарха Феоктиста. В университете он учился до 1990 года, но не окончил его.

Вернувшись в Москву, Кураев три года проработал личным секретарем патриарха Алексия, параллельно читая лекции по православию в МГУ на факультете журналистики. При этом он не переставал совершенствовать свои знания и окончил столичную духовную академию.

В 1993 году священнику предложили возглавить факультет богословия МДА. В 35 лет Кураев стал самым молодым профессором богословия, а его заслуги были высоко отмечены патриархом Всея Руси. В 1994 году он защитил диссертацию на тему «Философско-антропологическое истолкование православной концепции грехопадения» и получил степень кандидата философских наук. Спустя год он получил степень кандидата богословия с диссертацией на тему «Традиция. Догмат. Обряд».

Работы Андрея Вячеславовича на духовные темы легли в основу нескольких учебников по богословию, тиражи книг давно превысили шестьсот тысяч экземпляров, а на лекциях в МГУ не найти свободного места.

Кураев объездил с миссионерскими проповедями всю страну, а в последнее время часто выступает с обличительными материалами. Так, огромный резонанс вызвало его интервью на радиостанции «Эхо Москвы», в котором он разоблачает миф о схождении Благодатного огня, а также публикация о гомосексуальном скандале в стенах Казанской семинарии.

В 2009 году патриарх Кирилл назначил Андрея Кураева ответственным за создание школьного учебника по основам православной культуры, который был апробирован в 2010 году под названием «Основы религиозных культур и светской этики».

В 2013 году Кураева уволили из преподавательского состава МДА. Основной причиной диакон назвал поддержку Pussy Riot после их скандального выступления в храме Христа Спасителя, а также откровенный разговор о «голубом скандале» в Казани.

О деятельности священника режиссером Валерием Отставных был снят документальный фильм «48 часов из жизни диакона Андрея Кураева», в котором он подробно осветил одну из его миссионерских поездок.

В отличие от многих священников, Кураев активно присутствует в Сети. Широкое известен его блог в Живом Журнале, его рассуждения часто транслируются в эфире радио «Эхо Москвы».

Скандальные высказывания

В своих публикациях Кураев часто затрагивает острые темы, его высказывания получают критику с «обоих полюсов». Он неуважительно высказывался в адрес муфтия Нафигулла Аширова, который среди других видных мусульманских деятелей России подписал открытое письмо Путину «Клерикализм – угроза национальной безопасности России». Кураев предлагал отправитель его в «бессрочную командировку».

В 2007 году Кураев усомнился в божественном происхождении благодатного огня – слова греческого патриарха Феофила о том, что «это не ежегодно свершающееся чудо, а лишь напоминание о свете, воссиявшем при Воскресении Христа», диакон ответил: «Откровеннее сказать о зажигалке в кармане он, наверное, и не мог».

Андрей Кураев. «Мастер и Маргарита»

Также священника обвиняли в антисемитизме. В 1998 году он издал книгу «Как делают антисемитом» (второе издание вышло в 2006 году), а в 1999 в статье «Можно ли не праздновать 8 марта?» нашел сходство праздников 23 февраля и 8 марта с еврейским Пуримом, после чего осудил празднующих: «Как праздновать день погрома? Как праздновать день убийства тысяч детей?».

А в своей книге «Православие и эволюция» Кураев раскритиковал течение западного креационизма, отметив, что в православии нет никаких оснований для отрицания теории эволюции.

Почему Православная Церковь решила забыть Кураева? О возможных причинах мы поговорим с самим протодиаконом Андреем и попытаемся выяснить, чем он не угодил.

Забыть Кураева?

Увольнением протодиакона Андрея Кураева из Московской Духовной Академии, предшествовавшей и последовавшей за этим волной скандальных публикаций в его блоге и высказываний в интервью запомнится интересующимся церковной жизнью интернет-пользователям прошедший Рождественский пост и первые праздничные дни.

МДА – средство омоложения

– Насколько болезненно вы восприняли увольнение из Московской Духовной академии? Это утрата определенного положения, статуса – или что-то большее?

– Скажу честно, помимо всего прочего для меня работа в академии была еще и «средством Макропулоса», то есть лекарством для омоложения. Когда ходишь по знакомым с юности коридорам, видишь ту же самую форму семинаристов, лица старых профессоров, у которых когда-то учился сам – немножко молодеешь.

Важнее же всего то, что работа в академии – это возможность еженедельно бывать у святынь Троице-Сергиевой Лавры.

Жалко, что сейчас это утрачено.

– А потеря статуса профессора?

– Профессором богословия я остался. Это же личное звание. Как священник при переходе с прихода на приход не перестает быть священником, так и профессор. Просто я перестал быть профессором МДА.

Знаете, у меня никогда в жизни не было визитных карточек. Ни в каких архивах не найдется визитной карточки, на которой написано: «Диакон Андрей Кураев, профессор Московской духовной академии». Более того, когда меня представляли на лекциях или журналисты, я всегда просил: «Не надо удлинять воскрилия моей визитки. «Диакон Андрей Кураев» – этого вполне достаточно».

Будем честны: я вхожу в круг тех людей, чье имя известно само по себе независимо от места их работы. Так что «статусных» потерь я точно не понес и для меня это не повод для переживаний.

В профессиональном отношении у меня две равно дорогие мне родины – МГУ и Лавра. Мне всегда хотелось эти две родины совмещать, и не хотелось, чтобы передо мной жизнь ставила выбор «или-или».

– Есть вам какая-то замена на курс миссиологии?

– Это уже не ко мне вопрос. Замену найдут – кто-то будет сидеть на кафедре перед спящими студентами. Естественно, я не собираюсь становиться в позу пассажира, которого ссадили с поезда, а он кричит вдогонку уходящему составу: «Без меня вы все разобьетесь!». Это не так. И Церковь, и Академия без меня будут жить и процветать. Никаких тупых проклятий или рассказов: «Вы без меня – ничего», – с моей стороны не будет. Я не настолько идиот.

Потерю понесла Академия

– Что для вас было неожиданным в публичной реакции на ваше исключение из академии?

– Все достаточно ожидаемо. Неожиданным было только то, сколь много людей, включая архиереев, слали мне слова сочувствия. Наверно, никогда в жизни я не был так спокоен: есть реальное ощущение молитв многих-многих священников и монахов обо мне.

– У вас есть ощущение массовой поддержки со стороны духовенства?

– Да. Не от личных встреч – сейчас такие дни, что я особо никуда не езжу и не хожу, но телефон горячий от sms-ок, звонков, в почтовом ящике число содержательных писем почти сравнялось с числом спамовых рассылок… Причем нередко люди пишут не лично от себя, а примерно так: «Сейчас за чаем с отцами встречались – мы все на вашей стороне. Наконец-то гнойник должен быть прорван!».

– Многие считают, что ваши публикации последних дней – просто месть за увольнение…

– Мне лично большой боли это увольнение не причинило. Бо льшие репутационные потери понесла Академия, потому что в ее истории это останется на века – как история с увольнением архимандрита Феодора (Бухарева) или изгнание В. О. Ключевского. Мир русского богословия очень узок, в нем редки громкие события и размолвки, и поэтому в профессиональных хрониках истории духовного образования в России этот эпизод останется надолго.

Остерегайся дурных епископов…

Говорят, что я мщу, а святые отцы при гонениях на себя действовали иначе. На это я вынужден ответить: поймите, все-таки, будучи преподавателем Московской духовной академии в звании профессора богословия, я читал святых отцов. В частности, я читал письма Иоанна Златоуста из ссылки:

“Я никого так не боюсь, как епископов, исключая немногих” (14-е письмо к Олимпиаде).

“Когда услышишь, что одна из церквей пала, а другая колеблется, одна взяла волка вместо пастыря, другая морского разбойника вместо кормчего, третья – палача вместо врача, то хотя скорби, – потому что не должно переносить этого без боли, – но скорби так, чтобы печаль не переходила должных границ” (2-е письмо к Олимпиаде).

А это Златоуст о своем преемнике по кафедре святителе Арсакии: “Слышал и я об этом шуте Арсакие, которого императрица посадила на кафедру, что он подверг бедствиям всю братию, не пожелавшую иметь с ним общение; многие таким образом даже умерли из-за меня в темнице. Этот волк в овечьей шкуре, хотя по наружности епископ, но на деле – прелюбодей, потому что как женщина, при живом муже живя с другим, становится прелюбодейцею, так равно прелюбодей и он, не по плоти, но по духу, еще при моей жизни восхитил мою церковную кафедру” (Письмо 113).

После того, как святителя Григория Богослова изгнали со Второго Вселенского Собора, он написал такие строки, которые не решились перевести на русский язык издатели XIX века. И только митрополит Иларион (Алфеев) в 90-х годах, будучи иеромонахом, все-таки перевел их с греческого и опубликовал стихи Григория Богослова «О епископах»:

«Ты можешь довериться льву, леопард может стать ручным и даже змея, возможно, побежит от тебя, хотя ты и боишься ее; но одного остерегайся - дурных епископов! Всем доступно высокое положение, но не всем благодать. Проникнув взором сквозь овечью шкуру, разгляди за ней волка. Убеждай меня не словами, но делами. Ненавижу учения, противником которых является сама жизнь. Хваля окраску гроба, я испытываю отвращение к зловонию разложившихся членов внутри него. Ведь в глазах дурных я был грузом, поскольку имел разумные мысли. Затем они возденут руки, как если бы были чисты, и предложат Богу «от сердца» очистительные дары, освятят также народ таинственными словами. Это те самые люди, которые с помощью коварства изгнали меня оттуда (хотя и не совсем против моей воли, ибо для меня было бы великим позором быть одним из тех, кто продает веру)»…

Увольнение не по-византийски

Это я к чему: не всегда святые отцы были эталонно смиренны. Если бы речь была просто о личной обиде, естественно, здесь гигиеничнее промолчать и утереться.

Но речь идет о событиях, происходящих в публичной сфере и о сюжетах, значимых для всей Церкви. Древние святые, узнав о якобы христианской школе, растлевающей детей, не в синод написали бы, а собрали бы народ и повели бы его на штурм захваченной гадами святыни. Ну мне так кажется.

Сам же факт моего увольнения в медийную сферу вынесла академия. Я о нем узнал вечером 30 декабря от коллег (официального звонка до сих пор не было). И ни слова не сказал. 31 декабря появился пресс-релиз на сайте МДА, а потом – Патриархии.

Ну, хорошо, вы сами это вынесли в публичную сферу – я иду следом за вами.

– Реальную причину вашего увольнения назвать можете?

– Насколько я понимаю, в интернете есть две версии происходящего. Почему я не принимаю официальную версию – Ученый совет просто собрался и решил? Потому что так не принято – в середине учебного года прекращать учебный курс и увольнять человека. Ладно бы вдруг обнаружилось, что я студентов на каждой лекции ереси учу. Но ведь этого же нет. К моим лекциям, к моим книгам у Ученого Совета нет никаких богословских или педагогических претензий. Если бы выяснилось, что я со студентов взятку вымогаю за экзамен или предлагаю им казанский сценарий – мгновенное увольнение тоже было бы понятно. Но и таких жалоб на меня Совет не озвучил.

Тогда из-за чего вдруг так внезапно?

Мы же в византийском мире живем. Здесь умеют душить людей с улыбкой, подушечкой, мягко так, вежливо. Ты даже и не заметишь, что тебя зарезали.

Нет, чтобы дождаться конца учебного года и сказать: «Ой, у нас реформа учебного плана. Вы же знаете, переход на болонскую систему, для вашего курса в этом семестре сейчас нет места. Ой, ваш предмет перенесен в семинарию, а там уже есть другой батюшка, его преподающий. Подождите, может быть, со временем для вас новая вакансия откроется».

Или пригласить на ковер: «Ты знаешь, такая ситуация, коллеги говорят и так далее. Давай по-хорошему решим. Ну, напиши прошение о своем уходе». У меня правило: я нигде не навязываюсь. Нет проблем, я бы ушел. Достаточно было бы одной просьбы со стороны ректора об уходе – и я бы ушел.

И вдруг вместо этого предельно публичный путь.

Скандальные публикации?

– А что за скандальность в ваших былых высказываниях?

– В пресс-релизе Академии говорится, что я уволен за эпатажные высказывания в блогосфере и в масс-медиа. Здесь несколько аспектов.

Первый – слово «скандальный» – это слово оценочное. Мы знаем, что апостол Павел говорил, что «мы проповедуем Христа распятого, для иудеев – это скандал». Именно это греческое слово стоит в оригинале греческого текста Нового Завета (в русском переводе – «соблазн»). Для кого-то скандал – просто ношение нательного крестика. Сравнивая с какими-то суждениями отца Всеволода Чаплина, простите – мои далеко не самые скандальные.

Второе. Если говорят, что мои суждения в блоге были скандальными, то это означает, что по законам современного сознания вся упомянутая блогосфера немедленно бросается ко мне в блог и начинает искать – ну, что же я там такого сказал, то есть происходит невероятное усиление аудитории. Если лежит что-то, что вам не нравится, вы прикрываете это газеткой. А если вы, напротив, начинаете подбрасывать это перед всем обществом и кричать: «Не смотрите сюда!» – это не очень умное решение.

Третье. Я в медийной сфере уже четверть века присутствую. Вряд ли речь идет о том, что мне мстят за какие-то скандалы середины 90-х годов. Наверное, что-то произошло в последнее время.

Вот я и смотрю темы, которые я поднимал за последние месяцы.

Я приветствовал освобождение Ходорковского и считал, что он стал мудрее, чем раньше. Разве это повод для увольнения?

Я, напротив, счел, что «пуськи», выйдя из тюрьмы, не поумнели. Я это написал. Кто-то счел это скандалом. Но разве это повод для увольнения из академии? Сомневаюсь.

Я выступал против суррогатного материнства и считал, что нельзя просто так крестить детей наших суррогатных шоу-звезд. Но только что был Синод, который эту позицию подтвердил. Значит, это тоже не повод для увольнения.

Что остается? Оказывается, в декабре была у меня цепочка публикаций по теме голубого скандала в церковной среде.

Поэтому я не могу не связывать свое увольнение именно с этими публикациями.

Призрачная надежда

– Вы взялись за разоблачения, которые предполагают несение определенной ответственности – за судьбы фигурантов, за информационное положение Церкви… Почему вы решили на себя ее взять эту ответственность? Вы заранее знали, что готовится ваше исключение из академии и пошли ва-банк?

– Нет, естественно, я этого заранее не знал. Наверное, если бы знал, поехал бы все-таки на ученый совет.

Я вовсе не собирался открывать именно этот фронт и переться танком. Ситуация нарастала постепенно.

Поначалу у меня была искренняя тактическая цель – помочь отцу Максиму Козлову. Он съездил с комиссией в Казань. Я, честно признаюсь, не ожидал этого и восхитился: надо же, он встал на сторону студентов, а не на сторону митрополита и начальства. В казанской прессе появилась информация об увольнении обвиняемого в домогательствах к студентам проректора игумена Кирилла. В блогосфере началось какое-то шевеление…

Здесь были понятны две вещи. Во-первых, отец Максим известен как крайне системный человек. Его поездка с проверкой в Казань – не только его личный поступок, но санкционирована сверху. Во-вторых, было ясно, что в коридорах патриархии все равно начнется реакция, направленная на нейтрализацию результатов комиссии. Игра будет идти не ради этого несчастного игумена Кирилла, а за более серьезные фигуры. Имея опыт нескольких десятилетий жизни в нашей церковной системе, я понимал, что единственно возможное противостояние такого рода аппаратному давлению «старых друзей» – публичность. Поэтому я посчитал, что надо поддержать отца Максима, вынести тему его поездки и ее результатов в публичную сферу, и стал у себя в блоге обращать внимание на этот сюжет.

Локальные цели дополнялись надеждой на то, что, может быть, в самом деле у патриарха наконец-то дошли руки до этой теневой стороны церковной жизни и он что-то здесь сделает.

– А на самом деле?

– Я не знаю, поймите. Никто же внятно это не скажет. Тем более, я не могу отвечать за мотивы действий патриарха. Я могу говорить только за свои мотивы, а моим мотивом была такая надежда.

– А как быть с презумпцией невиновности? Ведь так можно кого угодно обвинить в чем угодно?

– Презумпция невиновности – понятие юридическое. Оно тут совершенно ни при чем. Я в суд ни на кого не подаю – ни гражданский, ни в духовный. Мои свидетели будут деанонимизированы, если на меня будут подавать в суд с обвинением в клевете – скажем, упомянутые персонажи. Если захотят эти люди обелить свое имя в суде – никто им не мешает, пожалуйста. Но готовы ли они в суде встретиться с теми, кто их обвинил?

А для меня это вопрос не абстрактный. Когда я вижу перед собой плачущего парня, который рассказывает, что ему довелось пережить с весьма неприятными подробностями – при чем тут презумпция невиновности?

Кто стоит за Кураевым?

– Сейчас появилось сразу очень много рассуждений и публикаций – кто стоит за Кураевым?..

– За мной стоит просто моя совесть.Я уже большой мальчик и не нуждаюсь в суфлерах, чтобы составить свое мнение о том или ином значимом для меня событии. В 50 лет неумно корчить из себя несмышленыша, который только и ждет, когда ему в рот вложат “официальную версию” для дальнейшей трансляции. Есть вещи, от которых я не откажусь, кто бы мне ни приказывал.

Есть мои убеждения, как в случае с “Pussy Riot”. Я читал Евангелие, представьте себе. Поэтому, откуда бы ни шел призыв «айда с нами!», – я понимаю, что какие-то камни я не могу поднять с земли, чтобы ими бросаться в кого-то и за что-то. Есть же граница между этическим осуждением и понуждением к наказанию и призывами к мести.

Я надеюсь, что мои убеждения христианские. Пока никто не смог сказать, что они не христианские.

Точно так же и в сегодняшней проблеме. Конечно, я знал об этой беде – гомосексуализме в церковной иерархии – еще со времен семинарской жизни. В силу подвижного характера своей деятельности, бывая в сотнях городов, зная тысячи священников и общаясь с ними в приватной обстановке, конечно, я слышал от них много-много горьких рассказов. Но при этом я видел, что система абсолютно глуха к этим жалобам. Если возникал конфликт епископа с подчиненным – автоматически прав всегда епископ. Механизмы реагирования внутри самой церковной структуры блокированы, что-то делать можно либо «сверху», либо под общенародным давлением. Одиночный же голос снизу расслышан вверху не будет.

Повторюсь, мне показалось, что есть минуточка решимости патриархии хотя бы по поводу Казани что-то решить. Стена круговой поруки вроде как треснула. Поэтому я решил в эту трещинку шарахнуть лбом.

Эпидемия?

– По вашим наблюдениям эта проблема локальна для конкретных епархий или носит характер эпидемии?

– Нет, все очень серьезно. По тому, что я слышал и что мне сейчас пишут – это не менее пятидесяти наших епископов из трехсот. Это гораздо выше, чем средний процент гомосексуалистов среди людей и даже среди элит. Я думаю, среди губернаторов, министров или генералов такого процента и близко нет!

Речь идет не о рядовых монахах, которые подвижничают в монастырях – к ним я могу обратить только низкий поклон и просьбу о молитвах. Женатые священники – они, как правило, вообще многодетные отцы, и они вне подозрений.

Но вот качество нашего епископата это большая беда…

Некоторые «ура-патриоты» сейчас говорят: «Идет война против Церкви, а Кураев – предатель». Что ж, отвечу им на их языке: Подумайте сами. Если и в самом деле против Церкви идет война, вы уверены, что ей нужен именно такой генералитет? Если вы себя ощущаете на фронте, задумайтесь – кто за вашей спиной. Вам что, позора чеченской войны мало, когда московские генералы сдавали фронтовых офицеров? Вы думаете, в Церкви такого не будет? И в Церкви такое будет. А если на епископа есть компромат? А если он сам на самом деле шизофреник, потому что словами говорит одно, а своей реальной жизнью совсем другое? А то, что этот грех блокирует духовные силы, не позволяет сделать нравственный выбор, ставит епископа под давление? Люди с такой червоточинкой крайне непрочны. Вон Путин справедливо требует от своих чиновников избавиться от недвижимости и счетов за рубежом, чтобы не быть подконтрольными Западу. А епископ-гомосексуалист – так ли уж независим от нашего духовного врага (да и от политических недругов тоже)?

Социология греха

– Что такое «голубое лобби» и чем оно опасно?

– Есть законы социологии: исследования, проведенные Политехническим институтом Ренсселира по заказу Пентагона показали , что если в коллективе (обществе) возникает более 10% активных носителей определенной идеологии, они вполне могут увлечь за собой остальные 90%.

Когда концентрация людей с одной характерной чертой в коллективе превышает определенную планку, то они, даже оставаясь в формальном меньшинстве, на самом деле контролируют всё. Формируется лобби, притягивающее и карьерно подтягивающее своих.

В нашем случае лобби – это гораздо больше, чем эти пятьдесят человек. Лобби – это и те, кто знают, но молчат или даже используют. Скажем, епископ лично ведет совершенно чистую жизнь, но он знает, что если у него в епархии появится голубенький игумен, а он его будет рекомендовать, кто-то из Синода ему понимающе улыбнется, и он получит для себя некий бонус.

А сколько архиереев, запуганных этим лобби! Епископу поступает жалоба на гомосексуалиста-священника, он пробует разобраться, а в итоге сам оказывается или в отставке, или переведенным на другую кафедру. Но и этот запуганный тоже против своего желания становится членом лобби, ибо улавливает и исполняет его пожелания.

Наш «коллектив епископов» давно уже перешел эту критическую процентную планку. Поэтому только помощь извне – от церковного народа и духовенства сможет помочь нормальному большинству епископов остаться все же большинством.

Грех в истории

– Было ли в истории нечто подобное?

– Византийский историк говорит о действиях св. благоверного царя Юстиниана:

«Узнав о мужеложцах, проведя расследование и выявив их, Юстиниан одних оскопил, а другим приказал забить острые палочки в отверстия срамных мест и голыми провести в процессии по агоре. Было же там много чиновников и сенаторов, а также немало архиереев, которых, конфисковав их имущество, так и водили по агоре, пока они не умерли жалкой смертью; и от начавшегося большого страха остальные стали целомудренны, ведь, как говорится, «пусть стонет сосна, что кедр упал»» (Симеон Логофет. Хроника, Юстиниан, 9).

Уточню: деревянные спицы загоняли именно в блудный член. От болевого шока можно было умереть (Георгий Монах, Хроника 4, 220; Иоанн Зонара, Краткая история 14, 7).

Преподобный Иосиф Волоцкий обличал в содомском грехе московского митрополита Зосиму «Скверный же злобесный вълк оболокъся в пастырьскую одежу, и … инех же скверняше содомьскыми сквернами» (Сказание о новоявившейся ереси // Казакова Н. А., Лурье Я. С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV – нач. XVI в. М.; Л., 1955, с. 473).

Мятежный протопоп Аввакум обличал греческих епископов, приехавших подначивать патриарха Никона на реформы: «Да нечева у вас и послушать доброму человеку: всё говорите, как продавать, как куповать, как есть, как пить, как баб блудить, как робят в олтаре за афедрон хватать. А иное мне и молвить тово сором, что вы делаете: знаю всё ваше злохитрство, собаки, бляди, митрополиты, архиепископы, никонияна, воры, прелагатаи, другие немцы руския».

В «Очерках бурсы» Помяловского есть упоминание о развлечениях с мальчиками-певчими.

Дневник начальника архива Синода А. Н Львова говорит: «Не хочется как-то верить случившемуся, хотя, к сожалению, это факт. Палладиевский любимец, новоиспеченный архимандрит, I инспектор Академии Исидор попался в педерастии со студентом 1-го курса. Когда дело обнаружилось и доложили митр. Палладию, то он будто бы сказал: «Всю Академию разгоню, а Исидора не позволю тронуть». Однако студенты, составив круговую между собой поруку, то есть подписавши акт о действиях Исидора, в количестве более сотни человек, заявили об этом письменно Об.-Прокурору». Кстати, это не помешало Исидору сдружиться с Распутиным и стать епископом.

Установление правды во славу Солнца Правды

– Кому больше страданий доставляют слухи об этом постыдном грехе в рядах высшего духовенства – семейным священникам или монахам?

– Монахам. Для них это вопрос личной чести. Живет настоящий монах, чистый человек, а люди слышат такие сплетни и начинают коситься и на него.

Да, и епископам тоже непросто: все-таки большинство из них нормальные. Но моя задача в том и состоит – создать им некоторое неудобство, чтобы возникла потребность что-то менять.

– Но почему речь о гнуси зашла именно в Святые дни Рождества?

– Не я выбирал время для посылки декабрьской комиссии Козлова в Казань. Не я устроил громкое увольнение под Новый год с пресс-релизом 31 декабря.

Тем, кто меня пеняет именно календарем, отвечу, что христианская вера не сводится к праздничной кулинарии. Понимаю: такие приятненькие предпраздничные хлопоты, разговеньице, колядочки. “У людей пред праздником уборка…”.

А то, что ребят где-то там доводят до отчаяния гомоиерархи – так что ж такими мыслями праздничек портить…

Установление правды разве не имеет отношения к Рождеству Солнца правды? Защита людей чужда ли памяти о Спасителе Человеков?

Хамов грех?

– Другая частая претензия к вам: не так страшны нарушители, как ваш «хамов грех». Ты можешь быть содомитом, вором и просто садистом, но пока этого не видно, это не несет репутационного риска для Церкви. А вы подаете пищу для размышлений ненавистникам Церкви…

– На одной чаше весов честь мундира и корпоративный имидж, на другой – реальные слезы изуродованных ребят.

Я реагирую на конкретную ситуацию – есть прессуемые казанские семинаристы. Привычная ситуация: приехала комиссия из Москвы, ей пожаловались, комиссия уехала – начальники остались на месте, и эти начальники знают, кто жаловался. Что происходит с жалобщиками, хоть в мирской жизни, хоть в нашей церковной? Всем ясно. Поэтому передо мной была задача показать казанским семинаристам: «Ребята, вас не забыли. И пусть ваши давители видят это и помнят, что каждый их шаг будет слышан и виден».

– Вы следите за судьбой казанских семинаристов?

– Безусловно, я стараюсь быть на связи. Но не рискну публично сказать, через каких людей идет эта связь.

– Вы миссионер. Разве похожи ваши нынешние действия на миссионерство?

– Отвечу по пунктам:

1. Моя жизнь не сводится к миссионерству.

2. Если приглашаешь людей в дом, надо хотя бы мусорное ведро с их пути убрать.

3. Если в Казани дело кончится самоубийством семинариста или семинаристы убьют своего педоначальника – легче ли станет нам с вами миссионерить?

4. Если люди увидят способность Церкви к самокритике и самоочистке – это будет вполне миссионерский эффект.

– Но враги церкви могут использовать ваши разоблачения!

– Зачем по-сталински сводить разговор к интересам врагов? Враг всегда найдет к чему прицепиться. Заботиться о своем здоровье надо прежде всего ради себя. Кроме того, если церковь сейчас замолчит слезы своих же казанских (и не только) семинаристов – вот это и станет наилучшим подарком врагу.

Поможет ли внутреннее разбирательство?

– А обращение в церковный суд для семинариста возможно?

– Сегодня – нет. Если вы посмотрите документы о церковном суде, то узнаете, что семинарист – это бесправная скотина. Обращаться в общецерковный суд имеют право только клирики. Семинарист же может жаловаться только своему епископу. Епархиальный суд назначается епископом, он подотчетен ему. Решения суда епископом утверждаются. И какой смысл семинаристу или залапанному иподиакону подавать в такой суд жалобу на этого самого епископа? Ты отверг приставания своего преемника апостолов, и тут же подаешь ему самому на него письменную бумажку? Абсурд.

– А если все-таки в него будут обращаться, он будет реагировать?

– Не знаю. Общецерковный Суд будет реагировать в зависимости от установки, которую ему даст Патриарх.

– Неужели нельзя решить эту проблему внутри коридоров церковной власти?

– Расскажите мне о гомоепископе, судимом и наказанном Церковью за последние 25 лет. Причем чтобы этому наказанию не предшествовал скандал в прессе, понудивший Синод к реакции.

Именно потому, что я много лет ходил по этим самым коридорам, я пришел к убеждению, что ковры в этих коридорах сотканы из такого своеобразного материала, что все жалобы на гомосексуализм иерархов там глушатся и тонут. Жалобы годами идут, а реакция в лучшем случае нулевая, в худшем жалобы пересылаются тому епископу, на которого жаловались. Ну а раз так, то стоит поступить по апостольски: «повеждь Церкви».

Мне кажется, что лобби церковных гомосексуалистов в силу гораздо более негативного, чем в остальном обществе, отношения верующих к голубизне в своих рядах, более скрытное, сплоченное и более агрессивное. Они не просто прячут свой грех, но и жестко расправляются с теми своими подчиненными, кто возмущается их лицемерием.

– Но зачем судиться-рядиться перед внешними и выносить сор из избы?

– Я не вижу признаков работы внутрицерковных систем очистки. Если же мусор все время заметать под орлецы, гниль поразит весь дом.

Лет двадцать назад я тоже считал, что не надо сор из избы выносить, что желающие будут обобщать и это помешает каким-то людям войти в Церковь. Но сейчас я уже не нахожу убедительными эти аргументы. В начале 90-х многое можно было счесть пережитками советской поры или болезнями роста. Думали: Церковь окрепнет, выйдет из эпохи гонений и справится со своими болячками.

Четверть века прошло. Церковь очень окрепла. Скрепой стала. Но почему-то количество церковных болячек не уменьшилось, а, скорее, наоборот, идет их расползание.

Церковь – это что? Это Священный Синод? Нет, не только. В позиции моих критиков есть противоречие. Они очень любят говорить о том, что мы – Святая Русь, Россия – православная страна, мы – православный народ, Церковь и народ – одно и то же. Я говорю: «Хорошо, я вас ловлю на слове – Церковь и народ одно и то же? Тогда давайте я к народу обращусь». Девяносто пять процентов комментаторов в моем блоге – это православные люди. Так что я ничего не выношу за пределы Церкви. Мы в церковной среде у себя это обсуждаем.

– Но из-за Ваших разоблачений люди уходят из Церкви?!

– Что ж, отвечу на языке благочестивых защитников гомоиерархов:

Предъявите ФИО и справки тех, кто, согласно вашим заверениям, был в Церкви, но ушел из нее именно из-за меня.

Кто может победить грех в Церкви?

– Этот внутрицерковный недуг вообще можно исцелить?

– Я мечтаю, чтобы Патриарх Кирилл стал действительно народным лидером, возглавив движение за очищение Церкви. Но для того, чтобы это произошло, Патриархии в целом нужно сделать одну простую вещь – забыть о существовании диакона Кураева. Потому что патриархия сейчас оказалась в патовой ситуации. Если они не реагируют на свидетельства против некоторых архиереев (особенно – против казанского), если эти архиереи остаются на местах, это подтверждает, что то самое голубое лобби, о котором писал Кураев, всесильно.

Если же начинается расследование и кого-то из них убирают, значит, опять получается: «А Кураев все-таки был прав» и появляется вопрос «за что же его наказали?».

И то, и другое для официального сознания очень неудобно.

Поэтому про меня лучше просто забыть – нет меня. И разобраться в ситуации.

Серьезное расследование предполагает немедленное освобождение от занимаемых должностей митрополита Казанского Анастасия и митрополита Тверского Виктора. В их епархии тем временем присылается «внешний управляющий», туда едут комиссии, расспрашивают людей (в том числе тех, кто убежал из казанской семинарии или из тверского епархиального кружка в мир или другие епархии), потом – разбирательство на Синоде или на общецерковном суде по показаниям, которые будут получены.

Я вас уверяю, как только будет хотя бы обозначен вот такой тренд, про Кураева церковные люди забудут. Они влюбятся всей душой в Патриарха Кирилла – и слава Богу!

Надеюсь, и Следственный Комитет займется этими вещами. Преступление против семинаристов попадает под 133 статью Уголовного кодекса: «Понуждение лица к половому сношению, мужеложству, лесбиянству или совершению иных действий сексуального характера с использованием материальной или иной зависимости потерпевшего».

Мне говорят: «Ну, как же можно судиться у внешних?» Какие они внешние?! У всех этих генералов куча православных орденов, они обласканы архиереями, считают себя православными…

Церковь будет другой

– Ваши ожидания и прогнозы развития ситуации?

– Мои ожидания лежат в очень большом диапазоне:

По минимуму: сейчас все будет замято. Но “осадочек останется”. Независимо от того, чем кончится данный раунд, Церковь другой уже не будет. Каждые пять лет кто-то из гомоепископов громко прокалывается. За последние двадцать лет прошли четыре очень громких скандала. Сейчас епископов стало больше, они стали ближе к народу, и эта близость приведет к тому, что их тайные грешки тоже станут виднее.

И когда через пару лет очередной епископ “приблизится к народу” настолько, что станет видна его дырявая задница, у людей и в Церкви и в обществе уже не будет охранительско-заметательской реакции. Слово «епископ» уже тяжело произносить с большой буквы. Мне некоторые поначалу так и писали: «Это же Иерархи!» – с большой буквы. Сейчас уже перестали.

Неудобная и как всегда некстати (у православных же всегда то пост то праздник) всплывшая правда уже не будет блокироваться возгласами «этого не может быть!» ни в медийном, ни в церковном пространстве. Когда раздастся писк очередного юноши, раздавленного «преемником апостолов» – этот писк будет звучать уже в сильно резонирующей атмосфере. И громыхнет похлеще екатеринбургского скандала конца 90-х.

А еще и всплывут жалобы, запрятанные патриархией – и кто тогда станет ходить под статьей? Что говорит об этом практика католической церкви? Тогда и станут возможны перемены.

Таков – минимально ожидаемый результат.

А максимальные мои ожидания в том, что Патриарх сам возглавляет движение за чистоту Церкви и стяжевает искреннюю всенародную любовь.

Все еще может обернуться к вящей славе Церкви. Парочка громких процессов и два десятка тихих отставок – Церковь выйдет из сложной ситуации сияющей.

Просто патриархии надо сделать выбор. Если это будет снова названо “войной против Церкви” – то именно этим все и обернется. Но это ее выбор.

– Отставка упомянутых Вами архиереев – это конец «голубого лобби»?

Нет. Это пассив этого лобби. Пассив в том смысле, что это люди, далекие от дел патриархии, старички. Они уже не могут «креативить», то есть продвигать в епископы своих любимцев. Опаснее люди, чья стремительная карьера взлетела недавно. Это означает, что они на хорошем счету у Патриарха и Синода. К их слову и рекомендации прислушиваются. Но эти имена я и называть не стану. Прямых свидетельств все равно нет, а перешептывания и ощущения суду не предъявишь.

Кровавые последствия толерантности

– Политический аспект вы учитываете?

– Я помню, что прежде всего речь идет о Казани. Это крайне сложный регион. Для России как государства чрезвычайно важно, чтобы в Татарстане была сильная православная община, чтобы ее глава пользовался авторитетом у местных властей и населения, в том числе, и мусульманского. А если этого нет? Если вся республика и власти прекрасно знают об этой грязной изнанке жизни местной епархии? Какой тут авторитет? Когда об этом имамы в проповедях с кафедр говорят уже?

– То есть уже до этого дошло? Откуда вы знаете?

– У меня информаторы не только в церковной среде есть.

Это один из серьезных аргументов при вербовке исламистских боевиков из числа молодых людей не из традиционной исламской среды. Это люди, которые могли бы в силу своих этнических корней стоять на пороге Церкви – рожденные в смешанных браках, просто в русских семьях или в кряшенских. Вербовщики акцентируют внимание именно на этом: «Посмотри и сравни. Ты хочешь, чтоб вот это царило в стране? А православие это на самом деле, а не на словах лишь поощряет!» Это сильный аргумент.

Так что у бесконечной толерантности патриархии к нравам Казанской епархии есть очень, я бы сказал, кровавые политические последствия.

Суеверия против богословия?

– В Церкви и в государстве сейчас вообще очень популярна такая риторика: мы в окопе сидим и отстреливаемся, якобы ведутся постоянные войны, в основном информационные. Я смотрю, вы эту тревожность в какой-то степени разделяете?..

– Представьте себе: есть средневековый городок, обнесенный стеной. Городу тесно в этих стенах, поэтому он потихонечку все время расползается в окрестности. Кто-то сарайчик построил за стеной города, кто-то – дачку… Так тихо-мирно живут лет 70. Вдруг идет весть о том, что прорвалась какая-то варварская орда и через неделю она будет здесь. Город готовится к осаде. Одна из первых вещей, которую город должен сделать – сам сжечь все пригородные палисаднички, разобрать сарайчики, прилепившиеся к городской стене с обеих сторон, чтобы доступ был затруднен снаружи, а изнутри ничто не мешало своим – солдатам, которые бегут к стенам, горожанам, которые подносят им боеприпасы и снаряжение.

Если мы убеждены в том, что на Церковь идет орда, мы должны подумать, не слишком ли много у нас соломы. Например, наши суеверия, пусть даже благочестивые – если они будут сопоставимы по значимости с нашими догматами, нашу веру будут бить за не вполне наши суеверия. Вот почему я выступаю против эпатирующего библейского буквализма священника Даниила Сысоева и его последователей – они подставляют Церковь, а не защищают ее.

– Где заканчивается догматика и начинаются церковные суеверия? Покойный отец Даниил и его последователи напирают на то, что они следуют отцам.

– Пусть они успокоятся: у отцов бывают десятки толкований одного и того же библейского текста. В области догматики я придерживаюсь слов преподобного Григория Синаита: «Чисто исповедовать Троицу в Боге и двоицу во Христе – в этом я вижу предел православия». Вся наша догматика выражается в пальчиках, когда мы совершаем крестное знамение. По остальным вопросам, я полагаю, в Церкви вполне может быть разнообразие суждений.

– И даже по тем, по которым есть consensus patrum ?

– Чтобы установить, есть consensus patrum или нет, нужно собрать ученый совет Московской духовной академии. А отнюдь не сысоевский кружок. Чтобы установить согласие всех отцов, надо прочитать все их тексты. А они написаны на латыни, древнесирийском, древнегреческом, древнегрузинском, древнеармянском и других языках. Я не думаю, что это по силам какому-нибудь одному человеку. Это по силам только сообществу ученейших людей.

PR-война

– А если вернуться к теме войны против Церкви?

– На войне должно быть много разных родов войск. Вспомним войну с Наполеоном 1812 года. Есть гвардейские полки, а есть калмыцкая или башкирская конница, есть десятки казачьих полков, которые шарят по окрестностям, разведывают, что происходит, участвуют в мелких тревожащих столкновениях и прочее. В общем, защищают более-менее фланги и дают информацию.

В информационном пространстве у Церкви должно быть много голов, говорящих на разных языках и в разные стороны, а не только в сторону Кремля. Должна быть спокойная дискуссия внутри Церкви. Когда заявляется, что все священнослужители должны транслировать только одну официальную позицию, ­– это путь в тупик. В этом случае нас будут слышать только те, кто изначально желают слышать официальную позицию – жертвы Первого канала, в лучшем случае. Но мир России гораздо шире.

– Вы и в качестве миссионера, и в качестве церковного публициста, и в качестве блогера неоднократно применяли PR -технологии…

– Я вообще не знаю, что это такое. Я никаких учебников на эту тему не читал принципиально. Я просто общаюсь с людьми. Знаю, что нужно делать, когда вижу, что аудитория теряется или засыпает.

Это опыт любого лектора. Причем тут PR-технологии? PR-консультанта у меня нет. И я работать в качестве PR-консультанта тоже не могу, потому что не знаю технологию.

Cразу скажу – мне совершенно «фиолетовы» любые рейтинги. Сейчас очень модно говорить, что «Кураев в погоне за рейтингами» – даже протоиерей Всеволод Чаплин об этом говорит. Да я в топ Яндекса никогда не заглядывал, мне это просто не нужно.

Да, я – человек. У меня есть тщеславие. Но это мое чувство было перекормлено еще в 90-е годы. В моей жизни было всё. Участие в самых популярных телепередачах. Переполненные залы. Овации. Моя физиономия красовалась на обложках глянцевых журналов. У меня вышло пятьдесят книг, есть какие-то ордена и звания. Вот только счастья нет. (смеется) Поэтому я прекрасно знаю, что счастье не в этом.

Вне политики

– Вас сейчас часто записывают в церковные либералы. Есть в Церкви, государстве и обществе такое разделение – на либералов и консерваторов? Что это за позиции?

– Я видел несколько записей настоящих либералов, которые шипят по этому поводу. Они понимают, что на самом деле я жуткий мракобес, но теперь меня приписывают к ним, и их от этого соседства корежит.

Люди, не печальтесь, не надейтесь и не пугайтесь. Моя система ценностей прежняя и, кстати говоря, вполне себе государственническая. Я даже Путина критикую скорее справа, а не слева.

Мне кажется, на сегодняшний день поляризация на либералов и консерваторов очень-очень искусственна, потому что изрядно (может быть, даже сознательно) перепутаны критерии, по которым можно определять одних и других. Прежде всего, неверна установка, что консерватор должен быть верен официозу, или официоз консервативен по определению. Это совсем не очевидно. Все сложнее.

И честное слово, мне неинтересно распределять людей по партиям. Мне неважно, к какой партии принадлежит мой собеседник, тот, или иной человек, потому что я сам человек не партийный. Мне более чем достаточно одной идентичности – я христианин, член Православной Вселенской Церкви.

Никакого политического заказа у меня нет. К сожалению. Даже обидно – никто не пробует меня купить.

Будущее настало

– Каким вы видите свое ближайшее желаемое будущее?

– Мое желаемое будущее пришло. Мне сделали шикарный новогодний подарок. В нашей Церкви свобода – это редкостный дар. Я знаю батюшек, которые платят большие деньги епископам, чтобы получить отпускную грамоту, чтобы иметь возможность уйти от своего деспота. Так что многие священники, а может, и епископы мне сейчас по-хорошему завидуют. Помните диалог в фильме «Тот самый Мюнхгаузен»:

Барон, объясните суду, почему 20 лет все было хорошо, и, вдруг такая трагедия?

Извините, господин судья, двадцать лет длилась трагедия и только теперь всё должно быть хорошо!

– И что вы теперь делать будете? Отвлечетесь от актуальных тем на серьезное богословие?

– Не знаю, посмотрим, как получится.Понимаете, я действительно люблю свою родную Русскую Православную Церковь и хочу ей помочь. Если я сейчас куда-то удалюсь, пусть даже в чисто богословские труды или, напротив, примкну к партии Кирилла Фролова, всегда ликующей и одобряющей, то это будет деморализующим для многих священников и церковных людей.

У меня идеальная ситуация – у меня нет карьерных планов.

Нет страха за семью.

У меня есть гражданская профессия и признание в гражданском обществе. В этом смысле у меня есть финансовая независимость от церковного служения.

Мой диаконский сан очень маленький, и это тоже форма свободы: у меня нет обязанностей перед моим приходом и моими духовными чадами.

К церковным деньгам отношения никогда не имел, и поэтому «хищение имущества» или «нарушение финансовой дисциплины» мне вдогонку приписать нельзя.

Вся моя жизнь была предельно публична – и какого-то серьезного компромата не породила…

В общем я такой круглый колобок, которого трудно взять за шкирку и что-то приказать. И если в этих идеальных условиях даже я начну что-то говорить против совести, и люди поймут, что это против совести, это будет очень плохой пример.

Кто остановит Кураева?

Я не собираюсь играться в смиренненького послушничка. Мне не восемнадцать лет. Я понимаю, что у меня есть определенный статус, есть ожидания людей. Делать вид, что я никто и звать меня никак – это нечестно, это лицемерие.

Но определенное бесстрашие перед людьми не означает отсутствие страха Божия. Заставить меня замолчать может, например, серьезная болезнь или травма. Господи, я езжу на скутере. Если Ты сочтешь нужным прекратить мою вредоносную деятельность, достаточно камешка под ногами соседней машины, льдинки – да мало ли чего! Помните у Паскаля про мыслящий тростник – «Не нужно вооружаться всей вселенной, чтобы раздавить меня. Для моего умерщвления достаточно небольшого испарения, одной капли воды…»

Я верю в Бога и Его Промысл. Господь попустил мне ошибиться в декабре насчет намерений патриархии – но в итоге произошло то, что я не планировал, и что все же считаю благом для Церкви. Промыслу иногда бывают нужны и ослики, и малорослики, и перерожденцы горлумы, и даже толстые и скандальные дьякона.

Где Церковь?

– Многие люди заинтересовались верой благодаря вашим книгам. Сейчас некоторые из них пребывают в шоке: куда вы, отец Андрей, нас завели?

– Я никаких самочинных сборищ устраивать не собираюсь. Я даже прошу не писать писем в патриархию в мою поддержку. Людей я «завел» в Церковь, из которой уходить не собираюсь. Хотите быть со мной? – Будьте в Русской Православной Церкви..

– Спрашивают: что же это за Церковь такая, если здесь такое происходит? Что теперь делать?

– Есть такие слова Игнатия Богоносца: «Где епископ, там и Церковь». А если епископ, простите, в афедроне послушника – где Церковь? Ответ печален. Но, мне кажется, не я должен эту проблему разруливать. Эта проблема должна быть осознана и богословски, в том числе, экклезиологически, и административно.

У любого публичного человека есть разрыв между тем, чему мы учим, и тем, как мы на самом деле живем. У меня этот разрыв тоже есть. Но нужно же придерживаться хоть каких-то правил приличия! Когда иерарх только что делал то, что я сказал, а затем выходит и начинает говорить про радость жизни во Христе, про послушание матери-Церкви и прочие благоуветливые глаголы – как-то противно от этого становится. Святые слова протухают в таких гнилых устах. И я не дам ответа, как после этого остаться в Церкви. Не дам именно потому, что я хотел бы, чтобы это стало предметом боли церковного сознания и богословия. Я же не единственный богослов в нашей Церкви. В чем-то даже совсем не богослов. Есть люди, более умудренные, чем я – пусть Церковь обратится к ним.

Это не просто вопрос для богословской комиссии или ученого совета академии. Это вопрос для общецерковного осознания.

Формальные ответы я знаю. Пока епископ не начинает официально проповедовать ересь и понуждать к согласию с ним подчиненных ему клириков, до той поры он остается каноническим епископом. Но я знаю и то, что далеко не всегда и не всех эти формальные ответы убеждают. Есть у людей и другие критерии.

– А для семинаристов в Казанской семинарии этот вопрос стоит?

– Они пострадали больше, чем я. Моя судьба в церкви всегда была на зависть успешной. А они получили травму на взлете. Так что мой выбор – это мой выбор, но при этом я могу понять тех, кто сделает выбор другой.

Как выжить в Церкви?

Митрополит Антоний Сурожский говорил: «Есть люди с травматическим опытом в Церкви». Я не первый год пишу о «темном двойнике Церкви» (термин С. Фуделя). Я в 90-е годы читал лекции на тему «Техника религиозной безопасности» и говорил о том, как не попасть в секту, как отличить секту от Православной Церкви.

Потом стало понятно, что в Церковь мало прийти, в Церкви надо остаться и уметь выжить – и стал больше говорить об этом. С тех пор я просто продолжал эту линию.

– Можете в двух словах сказать, как?

– Напомню замечательные слова Александра Твардовского из его поэмы «Теркин на том свете». Он говорил про партийно-государственный аппарат, но я считаю, что его слова могут иметь экклезиологическое приложение:

Это вроде как машина

Скорой помощи идет

Сама режет, сама давит,

Сама помощь подает.

Вот это про нашу церковную жизнь. И режет, и спасает. И это все она – наша Церковь. Мы с вами. Планета людей.

Беседовала Мария Сеньчукова

Грешен, господи: неделю назад в "Деловом Петербурге" вышло мое бо-о-ольшое интервью с о. Андреем Кураевым. В газете его сократили до разворота, а вот на сайте - все в полном объеме .
Мне ужасно жалко тех, кто, будучи религиозен (когда мы говорим "он (она) очень религиозен - мы имеем дело с таким же врожденным свойством, как вспыльчивость или доброта), реализует это свойство, имея дело с РПЦ, да и Ц вообще.
Церковь - институт, говоря языком Тоффлера, первой волны, аграрнойэры. Вторая волна, индустриальная, ударившись о церковную догму, либо изменила церковь (взять знаменитую протестантскую трудовую этику), либо оставила ее в заповедниках. Произошла массовая деклерикализация. Чем более развита страна - тем меньше в ней церкви, а исключение из правила одно - США, но тут отдельный разговор.
Идти сегодня в церковь, да еще в нашу, в поисках ответа на "жгучие вопросы" - значит не просто терять время, но и подвергать себя риску. "Знаю я этих саааавецких попов!" - как говаривал герой Баширова в "Черной розе". Ну, а эти, гундяевские - наследники саааавецких.
Вот почему даже такой неглупый и совестливый человек, как Кураев, выискивает и борется в РПЦ гей-мафию, хотя разумнее было бы разобраться в том, почему секс в христианстве оказался криминализован. Смех, но еще недавно положение жены сверху считалось, судя по накладываемой епитимье, грехом куда большим, чем грех малакии либо мужеложества.
А на самом деле секс имеет отношени к нравственности не большее, чем любовь к зеленым яблокам или чаю с имбирем.
Так что пейте чай, ешьте яблоки - и будьте счастливы.

Вот интервью.

ДИАКОН АНДРЕЙ КУРАЕВ

Самый известный православный миссионер, служащий вне штата, - о том, как устроен организм РПЦ и почему он болеет теми болезнями, которых нельзя не замечать

Простите дурацкий вопрос, отец Андрей: но кто вы? Каков ваш статус? Профессор без кафедры, священник без службы? Правда ли, что в РПЦ вы почислены за штат? Если служите, то где? Можно ли вас назвать православным диссидентом?
- Кажется, к концу жизни я стал по социальному статусу близок к тем, кого любил с юности. Феномен русской православной культуры в том, что люди, которые составляли ее гордость, трудовую книжку в церкви не держали. Будь то Чаадаев или Хомяков, Гоголь или Бердяев, Владимир Соловьев или Семен Франк. Они просто верили и просто думали, не получая за это деньги ни в Синоде, ни в академиях. Что касается моей службы, то да, я «за штатом», и в этом заключается одна из степеней моей свободы. Но за штатом я был все 25 лет своего диаконского служения. А служу я в храме Михаила Архангела в Тропарево, который каждый год показывают в финальных кадрах фильма «Ирония судьбы, или С легким паром!». И, завершая ответ: диссидентом я себя не считаю. Просто традиции продолжаются. И надо мной не висит топор, называемый «корпоративная солидарность».

Со стороны вы напоминаете обновленца-марксиста, такого советского публициста типа Лена Карпинского, мечтающего о коммунизме с человеческим лицом, которого выгнали за это с работы и дали понять, что еще чуть-чуть - и отберут партбилет, т.е. запретят в служении…
- Знаете, всё, что с человеческим лицом, мне нравится, поэтому я не буду такой параллелью оскорбляться. Мне бы очень не хотелось, чтобы у русской церкви была судьба СССР и КПСС. Тем не менее, я полагаю, что в церкви нужна этическая и, как минимум, этикетная реформа. Знаете, этикет - это такая штука, которая влияет на многое. Если люди позволяют начальнику хамить, тыкать, кричать чуть не матом, - это маркер, который показывает культуру внутренних корпоративных отношений и степень ее этизации. И то, что внутри церкви, морального института, существуют почти уголовные отношения - это очень печально.

Этим замечанием вы, вероятно, удивите тех, кто ходит в церковь лишь на Пасху. Что вы имеете в виду под «почти уголовными отношениями»?
- Может быть, даже те, кто часто посещает службу, будут удивлены невероятным количеством поклонов перед руководством, которыми сопровождается само богослужение. Поклоны от пономаря к диакону, от диакона к священнику, от священника к настоятелю, от настоятеля к епископу и так далее. И принимающий поклоны ими подталкивается к примитивной формуле: ты начальник, я дурак, я начальник, ты дурак. Года 4 назад я спросил человека из близкого окружения Патриарха, остался ли там хоть один человек, который может сказать Патриарху «нет» два раза подряд. Мне было сказано, что таких людей уже больше нет.

Вы невольно повторили вопрос, который Борис Акунин, уже уехав из России, задал в своем ЖЖ: остались ли в Кремле люди, пусть даже чуждых политических взглядов, которых можно назвать порядочными людьми?
- Возможно, это и правда так. Я же повторю: простая этикетная реформа значила бы многое. Так католики отказались в свое время от целования туфли Папе Римскому. Мелочь, но она изрядно прибавила уважения к католической церкви. Мелочи важны. Соблюдение формальностей в трудовых отношениях. Чтобы у священника, например, была трудовая книжка с адекватными записями. Чтобы были трудовые договора. Чтобы процедуры увольнения или перевода совершались в соответствии с трудовым кодексом.

Вы хотите сказать, священник сегодня находится в положении ведущего телевизионного ток-шоу, с которым обычно подписывают контракт ровно на 1 месяц, а иногда - на 1 передачу, который можно и не продлять?
- Нет, это не так, потому что у священника контракта вообще нет. А я за то, чтобы было больше формализации в церковной жизни. Не той, которая умножает власть начальства, а той, которая может защитить подчиненных.

Вернусь к параллели с СССР. Как случилось так, что институт, на который в перестройку уповали многие, декларирующий гуманизм, нестяжательство и справедливость, превратился чуть не в образец нетерпимости и невежества? В XVII веке шведский богослов Иоанн Ботвид писал диссертацию «Христиане ли московиты?», - ну, сегодня можно о том же снова спросить.
- Не могу согласиться с вашим выводом, но для меня этот вопрос звучит так: чему мы, церковь, научились за горчайший для нас ХХ век? За последние 25 лет нашего ренессанса ни на официальном уровне, ни даже на уровне богословский дискуссий не был поставлен вопрос: «за что, Господи?!». Вот это меня пугает: нет желания осмыслить опыт гонений не с точки зрения неправды палачей, а с точки зрения неправды нашей, накликавшей палачей. Что было не так в нашей государственно-церковной жизни до 1917 года? Что заставило Господа, который, с нашей точки зрения, является владыкой истории, пронзить нас каленым железом?

- До 1917 года православная церковь точно так же преследовала старообрядцев…
- Я об этом и говорю! Какие были наши грехи в предыдущих столетиях, что все это к нам вернулось?! Потому что с официальной точки зрения мы белые и пушистые, жили все духовитее и духовитее, а потом вдруг злые жидомасоны наслали большевиков… Это очень небиблейская точка зрения, нехристианская и бесперспективная. А у нас, к сожалению, этот вопрос даже не ставится. Как и второй вопрос - какое отношение аппарат церковный, вышедший из Советского Союза, имеет к новомученикам? Грубо говоря, эти люди, составляющие аппарат - в какой степени они люди той, гонимой, церкви? Или они ее антиподы на самом деле? Вот это серьезная вещь. И третий уровень размышления… В начале 1990-х я был пресс-секретарем патриарха Алексия. Поэтому могу свидетельствовать, что тогда нигде даже не обсуждалась церковная стратегия. Режим правления патриарха Алексия был ситуативным: что удастся - то делаем. Вот появлялся, скажем, спонсор какой-то, готовый лить дорогие колокола - хорошо. Но никто не говорил ему: послушайте, сейчас нужны не колокола, а книги, чтобы разослать по библиотекам! И тем более не было серьезной рефлексии, какой мы ходим видеть церковь в современном обществе. Расширяемся, расширяемся… А пределы саморасширения есть? А какие средства мы сами определяем как недопустимые для нас же? Есть ли у нас внутренние табу? Скажем, в этом году просочилась информация, что митрополит Петербургский и Ладожский Варсонофий написал письмо командующему Северо-Западным военным округом с просьбой предоставить солдат и курсантов для проведения крестного хода в день Александра Невского. Это просто по старому советскому анекдоту!

- «А вот за это, батюшка, можно партбилет на стол положить»?
- Да, да, да!.. Сложный бартер… Я уже года два говорю: вот представьте, что мы оказались в «кармическом» вакууме. Ничто не мешает сбытию наших мечт. И вот пусть разные люди соберутся и помечтают на условиях, что их желания станут законом для всей Вселенной. Пусть в мечтах вся власть перейдет, например, к антиклерикалам: что вы разрешите и запретите людям, отличающимся от вас? Вы колокольный звон запретите или нет? А воспитание в семьях в христианском духе, чтобы постились и молились? А что разрешит другим ЛГБТ-движение, если у него будет власть? Но точно также это касается и религиозных людей. Что разрешат мусульмане, если вся власть в России будет у них? А что - православные? И что запретят? Мне бы очень хотелось почитать такие честные «списки мечт» каждой из этих групп. И потом решить, кто опаснее, и для кого намордник должен быть плотнее.

Это столь перспективная идея, что я почти забыл про вопрос, на который вы так и не ответили: что случилось с церковью, что она стала напоминать церковь Савла, а не Павла?
- Я некий эскиз ответа давал неоднократно. Мы знаем, какие именно места в церковной жизни прожигал огненный меч страданий в ХХ веке. Это именно те наши нервы и органы, которые были связаны с политикой и политиканством. Значит, насилие, которое мы, церковники, ранее совершали над людьми - оно нам и откликнулось. В том числе и слезы сгоревших старообрядцев XVII-XVIII веков. И когда я сегодня из уст патриарха слышу, что русская церковь никогда никого не притесняла, я теряю дар речи. Такие декларации требует полной ампутации всей исторической памяти.

- Следующий закономерный вопрос - что вы предлагает делать?
- Как человек с философским вкусом могу предложить лишь одно: думать. Посмотреть оба сериала «Борджиа», например. Как-то ведь католическая церковь все-таки смогла этим переболеть?

Вам скажут, что католическая церковь прошла раскол и реформы, но при этом половина зеркала разлетелась на отдельные осколки…
- Но мы же считаем себя умнее католиков? А умный человек учится на чужих ошибках.

Есть гипотеза, что нынешний российский политический сюрреализм свидетельствует об ускоренном движении назад, к развалу 1991 года. Если это так, то, когда все рухнет, вскроются агентурные и личные дела пастырей и архипастырей. После чего служение многих из них станет невозможным. Какие церковные силы могут тогда выйти наружу? Что после этого может произойти?
- Я не сторонник фразы «бывали хуже времена, но не было подлей». Как человек, немножко знающий церковную историю, я знаю, что бывали и подлей, и хуже. Поэтому умный христианин, я думаю, должен держаться за Евангелие, и при этом помнить, что Христос пришел не к чистеньким, и что дурное в Церкви, в конечном итоге, определяется нами самими - тем, что мы позволяем себе и с собой. Я смотрю в зеркало, и я вижу, что я не идеальный христианин. И это снижает планку ригоризма по отношению к моим сослужителям и начальникам. Христос ведь как-то терпит созданную им церковь. Что касается сил, то в «Борджиа», скажем, показан бунт адептов Савонаролы, когда дети идут и громят все на своем пути…

- …и который в итоге приводит к костру, на котором сожгли самого Савонаролу.
- Это я уж так далеко не могу смотреть. Такой бунт возможен, но я не сторонник всесокрушающего народного низового бунта. Это касается и светской, и церковной жизни. Но я все же, видя, что в 1980-х в церковь через Бердяева и Достоевского пришло много молодых людей, надевших потом рясы, я очень надеялся, что именно это видение христианства станет мейнстримом.

В свое время ректор петербургской духовной академии Владимир Сорокин рисовал другую картину: что на подъеме гигантского интереса к христианству в священники рукополагали многих из тех, кого не следовало. Был дикий кадровый голод. И это породило тьму проблем, связанных с невежеством священников, с их антисемитизмом и так далее.
- Эта уже позже - в 1990-е. Да, наши духовные училища начала 1990-х годов были курсами младших лейтенантов образца 1941 года. Показали, с какой стороны винтовка стреляет - и под танки. Да, это был массовый набор людей во многом случайных, но дальше? Мы, священники, - может быть, единственная профессиональная группа в России, в которой нет курсов повышения квалификации. Вот с чем ты вышел из семинарии - с тем и живи, постепенно забывая… И вся эта беда повторилась при патриархе Кирилле. Он человек влюбчивый, поэтому он влюбляется в какие-то проекты, но быстро забывает. Например, была у него идея общецерковной аспирантуры как кадрового резерва. Откуда берутся в церкви епископы? Не будем ходить далеко, возьмем XIX век. Там карьера строилась так. Студент духовной академии принимает монашеский постриг, по окончании его отправляют преподавать в провинциальную семинарию, со временем он становится проректором и ректором, потом его отправляют настоятелем в монастырь, потом Синод в Петербурге принимает решение направить его помощником правящего епископа, и через какое-то время он уже получает кафедру. При этом за биографиями этого так называемого «ученого монаха» следили структуры Синода. Для Синода это был кадровый корпус. Что произошло в 1990-е годы? Вот есть епископ где-то в глубинке, и есть молодой монах, который по каким-то причинам ему симпатичен, он хочет сделать его викарием и подает документы в патриархию, на что Патриарх говорит: «Тебе с ним работать, ну, хорошо». Москва, по большому счету, никак не подбирала людей и не выращивала кадры - и это тяжкое наследие патриарха Алексия II.

Которая коснулась и патриарха Кирилла? Он-то проходил в академии двухлетний курс за год, через год после выпуска - архимандрит, в 28 лет - ректор. Скорость подготовки красных командиров!
- Напротив. Вот он-то оказался в инкубаторе кадровом под митрополитом Никодимом! А у Никодима был определенный вкус в подборе людей, и он старался им обеспечить карьерный рост. И при нем был своего рода домашний детский сад, такая домашняя школа будущих архиереев. А при Алексии получилось, что эти птенцы росли вне поля зрения патриархии… Что предложил патриарх Кирилл в первые годы своего понтификата? Он предложил, чтобы перспективные монахи с академическим образованием приезжали на несколько лет в Москву, вели научную работу, но при этом были на глазах и под рукой у руководства патриархии. Что потом произошло? Патриарх решил, что нужно срочно раздробить имеющиеся епархии, в 3 раза увеличить количество епископов, и планка требований к епископату резко упала. И сегодня в епископы попадают люди, которые при Алексие не имели на это никакого шанса. Люди с купленными дипломами, сомнительными страницами в биографии. Возьмите историю с назначением настоятелем Исаакиевского собора мордовского архимандрита Серафима, в миру Михаила Шкредя…

Да, примечательная была история, со скандалом, устроенным директором музея «Исаакиевский собор» Буровым, отчего Шкредя, полагаю, в итоге и сняли… Но все же: почему сегодня православие вдохновляет людей крушить статуи, а не идти к грешникам и прокаженным, например, к ВИЧ-инфицированным? Какой механизм обеспечивает производство нетерпимости с одновременной оскорбленностью в религиозных чувствах?
- В мире православия есть и волонтерские движения, которые помогают больным... Но есть и мейнстрим, заданный лично Патриархом. Мейнстрим на демонстрацию своей оскорбленности и на проявление такого властно-самцового начала. Не дадим спуску! С 2012 года это началось. В этом, собственно, и состоит главный вопрос, в котором я не могу согласиться со своим Патриархом. Ему кажется полезным для церкви выглядеть как одно из силовых ведомств. Мне это кажется очень не полезным.

- А что произошло в 2012 году?
- А тогда случился известный танец девушек в храме Христа Спасителя, и это было использовано как повод, чтобы радикально изменить имидж церкви.

В итоге сегодня символами практического православия стали, условно говоря, Энтео и Милонов. И здесь интересна официальная реакция церкви на действия того же Энтео. Спикеры патриархии неизменно говорят, что если Энтео нарушил закон, то пусть отвечает по светскому закону. Но ведь Энтео -прихожанин московского храма. Почему тогда «воспитательных» выводов на уровне епархии? Насколько я понимаю, там большой выбор средств - от порицания до наложения епитимьи?
- Реакция Чаплина и компании показывает, что они считают церковь некомпетентной вынести свою нравственную оценку действиям Энтео. Дескать, пусть светская инквизиция это решает. Светская инквизиция - это хорошо. Но обычно оценки религиозной организации строже, потому что церковь имеет дело с понятием греха, которое гораздо шире понятия правонарушения. Поэтому приступ правового мышления у Чаплина и Легойды говорит, скорее, об их лицемерии и внутреннем согласии с Энтео. Кстати, не так давно в газете «Известия» Максим Соколов привел подборку высказываний лидеров русской церкви, положительно оценивавших Энтео и его сподвижников… А что касается духовника Энтео, он, похоже, завидует своему духовному чаду: «Мне-то сан не позволяет, а ты вот от моего имени врежь!».

- Каким образом формируются такие духовные наставники?
- Путем чтения ударной патриотической литературы, где вся слава России - это слава армии и флота, где все проблемы решаются путем давления, и при этом наша страна и наша сторона всегда права.

- Коль речь о книгах. Если зайти, например, в магазинчик Primus Versus в Москве на Покровке, который такая домашняя книжная лавка для студентов Свято-Филаретовского института, и попросить дать что-нибудь современное, по накалу близкое религиозной мысли Бердяева или Розанова, там разведут руками. Таких религиозных публицистов сегодня нет. Почему?
- Здесь я как раз не буду пессимистом. Я думаю, в некоторых отношениях наша церковь как подросток, у которого непропорциональное развитие частей организма. Дело в том, что в 70-х годах прошлого века размышлять на тему православного богословия в СССР могли только историки и филологи, но не философы. В итоге такие люди, как Сергей Аверинцев или Гелиан Прохоров, придали высокому русскому богословию черты источниковедения, истории и филологии. Это и в самом деле то, что нужно русскому богословию, чтобы преодолеть «белибердяевщину». Потому что слишком легко Бердяев переходил к широким историософским обобщениям. Еще проще это было делать его эпигонам. Когда по двум-трем случайным фактам строились концепции и делались цивилизационные выводы… Это была удивительная черта русской философии рубежа XIX-XX веков. В ней серьезная, настойчивая религиозная мысль, которая готова была вопрошать, а не просто повторять язы катехизиса, сочеталась с нетребовательностью к источникам, к фактам. Поэтому логично, что на смену богословствующим философам пришли историки и филологи. Сейчас в нашей церкви есть замечательные патрологи, которые умеют работать с рукописями. Пришло очень нужное время буквоедов. Но я полагаю, что через поколение мы снова попробуем философствовать, однако уже пройдя нормальную школу текстологии.

Поскольку это интервью для деловой газеты, уместен вопрос о том, насколько корректно говорить об РПЦ как о ЗАО, ведущем бизнес во внеконкурентной среде, не платящей налоги, не предоставляющей финансовой отчетности и т.д.? Порою, кстати, вопреки своим уставным документам, где помянуты убитые Богом за скрытие финансовой отчетности первохристиане Анания и жена его Сапфира? И где рядовой акционер ЗАО РПЦ может прочесть финансовый отчет управляющей компании?
- Знаете, в недавнем интервью протоиерея Александра Пелина Фонтанке.ру по поводу Исаакиевского собора меня как раз изумила его улыбчивая уверенность в том, что если вы попросите годовой финансовый отчет какого-либо прихода, то вы его получите. Если даже какой-то настоятель сдуру даст копию, епархия сделает так, что этот настоятель надолго запомнит свою избыточную открытость. Отчетности нет ни на каком уровне. Настоятель не рассказывает о доходах и расходах прихожанам, епископ - священникам, а патриархия - епископам. Я уже не раз говорил, что мои наблюдения за финансовой жизнью церкви порождают во мне конфликт веры и знания. Моя научно образованная память помнит задачку про бассейн с двумя трубами: по трубе А вода в бассейн вливается, по трубе Б выливается. Вот за 30 лет своего нахождения при церкви я так и не смог найти трубу Б. То есть я вижу много труб, по которым наполняются бюджеты епископов и патриархии, но пока не смог найти трубу, по которой эти средства обратно в церковную жизнь выливаются. Я не знаю ни одного церковного проекта, который финансировался бы за счет именно этих денег, а не спонсорских или государственных средств. И я бывал на многих епархиальных собраниях, и там главный, а порой единственный сюжет встречи епископов со своими священниками - это деньги. Мол, такие-то приходы запаздывают, такие-то не выполняют свои обязательства.

- У приходов есть плановые обязательства?!
- Естественно, епархия им спускает план.

- Но разве на свечках много заработаешь?
- Почему же? Свечки как раз дают 400-600 процентов прибыли. Но в продаже свечей выше себестоимости нет проблемы. Проблема в непрозрачности расходования этих средств.

Хорошо, а кто решает вопрос о том, сколько тратить на содержание резиденции патриарха? Или о том, сколько этих резиденций ему нужно?
- Это только он сам принимает такое решение. Это даже не утверждается формально Синодом.

Мне приходилось слышать остроумцев, предлагавших над входом в каждую из резиденций повесить табличку «Игольное ушко».
- Это было бы полезно.

С деньгами связано и нашумевшее предложение о передаче РПЦ Исаакиевского собора. Насколько могу судить, при этом церковью предлагалось убытки национализировать, а прибытки приватизировать.
- По большому счету так. При этом степень непродуманности этой инициативы просто зашкаливает. Если бы настоятелем Исаакиевского собора был назначен отец Александр Федоров, возглавляющий кафедру церковных художеств петербургской академии, или отец Георгий Митрофанов, историк, - это было бы понятно, и музейщикам можно было не очень опасаться за будущее. Но когда назначается откровенный авантюрист без всякого образования, то интерес за этим может стоять только финансовый.

- Моему знакомому священнику предстоит воскресная проповедь в соборе в присутствии владыки, он написал текст и сдал на проверку, получил выверенный текст и пишет мне: «Я чувствую, что просто с души воротит - не хочу я туда идти и что-то округлое говорить! Не хочу вместе с ними служить, вместе с ними молиться. Это мое нежелание - это моя гордыня, мои комплексы и т. п.? Или я всё же прав и дело обстоит куда хуже: служить с ними, молиться с ними, поминать нанопыльного патриарха - значит предавать Христа? Как этот вопрос решает для себя о. Андрей Кураев?».
- Да, к сожалению, это некий налог, который приходит платить за возможность служения. И в этом смысле нет разницы между выбором священника и обычного советского служащего, человека, педагога, которому приходилось присутствовать на каких-то собраниях и дремать, время от времени поднимая со всеми руку, чтобы не оказаться изгоем. А в утешение этому священнику могу напомнить дневники знаменитого французского католического философа Жака Маритена. В 1910 г., когда юноша Маритен впервые взял в руки церковный календарь, его духовник «патер Клериссак очень смеялся по поводу того чувства ужаса, которое охватило меня, когда я увидел фотографии наших епископов» (Maritain J. Carnet de notes. Paris, 1965. p . 92). Потому что одно дело - читать о епископах - преемниках апостолов, а другое дело видеть их замечательные лица.

- А вам самому не хотелось ли порвать с РПЦ? Перейти в католицизм, как Чаадаев? Сложить с себя сан?
- Для меня вера - это верность самым светлым минутам своей жизни. И для меня пришла пора эти старые слова подтвердить своей судьбой. Я в церкви видел разное, но в том числе и светлое, и радостное, и духовное, и благодатное. Я не собираюсь моим оппонентам доставлять радость своим уходом. Я не мальчик, и иллюзий, что где-то есть идеальная христианская община или, тем более, что ее можно с нуля создать, у меня нет.

- Но апостолы создавали.
- Совершенно верно. И вот то, что они создали, сейчас такое.

- Чем хуже вы их?
- Тем, что я не апостол. Я не очевидец распятия и воскресения Христа, и моя тень пока еще никого не исцеляла.

А что вы скажете тем прихожанам, которые порывают с церковью, потому что не могут принять то, что она одобряет сегодня?
- По-человечески могу их понять, но не могу одобрить. Не помню, чьи эти слова по поводу Мартина Лютера, у кого-то из русских философов - «безумный, но честный бунт Лютера».

Есть тема, которую не могу обойти. Это ваше расследование того, что вы называете гей-мафией в РПЦ. История с митрополитом Анастасием, казанской семинарией и так далее. Мне эта тема крайне не близка, поскольку, с моей точки зрения, сексуальная жизнь человека имеет отношение к морали не большее, чем гастрономические пристрастия: к морали имеет отношение принуждение, насилие. Но в расследованиях вы каждый раз останавливаетесь, когда речь доходит до покойного митрополита Ленинградского и Новгородского Никодима. Того самого, чьим личным секретарем был нынешний Патриарх. Вы боитесь?
- Когда в моих текстах в соответствующем контексте появилось имя Никодима, тогда и последовал патриарший гнев, и я был уволен и из академии, и из МГУ. Но я всегда пишу лишь то, что я знаю. Я в семинарии с 1985 года, к тому времени Никодим уже 6 лет как умер, и я могу свидетельствовать лишь об одном. В каком бы церковном кругу, среди монахов или священников, ни зашла речь о Никодиме в 1980-х годах, константой этих воспоминаний было упоминание «никодимова греха». То есть константой церковной памяти о нем является его гомосексуальная репутация. Рассказов людей, лично от него претерпевших, у меня лет. Поэтому я замолкаю. Я называю какое-то церковное имя в связи с гомосексуализмом, только если совпали 3 фактора. Первое: если у меня ощущение гомосексуальной ауры этого человека. Второе: если слухи об этом до меня доходили. Третье: если есть минимум два человека, которые готовы идти в суд и свидетельствовать именно об этом.

Я не рад, что заговорил об этом. Продолжать не хочу, поэтому вернусь к вопросам со стороны воцерквленных людей. Вот еще один: «Что должен делать, как должен себя вести христианин в условиях сгущающегося мрака, нарастания наглости и бессовестности? Сидеть и не высовываться? Если бороться, то за что и против чего, какими средствами?»
- Не знаю.

- Не знаете?
- Это вопрос личной нравственной интуиции в каждой конкретной ситуации. Я не могу придумать стандарт поведения для миллионов других людей в миллиардах разных ситуаций. И мне всегда православие было симпатичней католичества тем, что у нас нет этих энциклик, когда человек, сидящий в Риме на троне, говорит всей планете, что они должны думать и делать. У нас эти вопросы решаются на уровне личного пасторства, что менее травмоопасно. Уверяю вас, за последние годы мне много раз приходилось уговаривать священников не подражать мне.

Каким вам видится будущее РПЦ? Возможен ли, например, у нас бунт кардиналов? Возможно ли на новом витке так и не случившееся в 1990-х церковное покаяние?
- Никогда не говори никогда. Будущее открыто. И что самое главное, оно не в наших руках, а в руках Бога.

- Слишком красиво сказано, чтобы этим завершать интервью.
- История церкви не сегодня заканчивается, ей еще столетия жить. Хорошо, чтобы успокоить патриарха Кирилла: сегодня я не вижу никаких следов кардинальского заговора. Епископат верен своему патриарху и нашему президенту. И будут жить они долго и счастливо…

В абсолютно всех сферах жизни человечества есть люди, деятельность которых у одних вызывает уважение порой даже восхищение, а других недовольство, граничащее очень часто с ненавистью. Не секрет, что особо сложные отношения возникают в религиозной среде, где любовь и почет сегодня-завтра могут трансформироваться в обвинения в неблаговидной деятельности и разжигании конфликтов. Одним из таких противоречивых, но при этом весьма колоритных персонажей современности является Андрей Вячеславович Кураев - хорошо известный церковнослужитель Русской православной церкви. О его жизни, работе и творчестве мы и поговорим максимально подробно в статье.

Появление на свет и семья

Биография Андрея Кураева гласит, что родился он в Москве 15 февраля 1963 года. Несколько лет своего детства мальчик прожил в столице Чехии, где на тот момент трудились его отец и мать. Кстати, стоит заметить, что все они были неверующими. Отец нашего героя, Вячеслав, трудился на должности секретаря Петра Федосеева, который был известным ученым Академии наук СССР. Мать же будущего церковника была сотрудником сектора в Институте философии АН СССР.

Ранние годы жизни

Нынешний протодиакон Русской православной церкви Кураев в детские годы воспитывался атеистом, что и не удивительно, ведь в советские времена верующих в бога людей было крайне мало, и практически все они подвергались гонениям. Если же молодой человек позиционировал себя как православный, то он вполне мог испытывать проблемы как с поступлением в вуз, так и последующим трудоустройством.

Будучи школьником, Андрей Вячеславович Кураев выпускал настенную газету со звучным названием «Атеист», в которой он последовательно объяснял свою позицию.

Получение высшего образования и приход к вере

В 1979 году Андрей Кураев, отзывы о котором будут приведены ниже в статье, стал студентом философского факультета МГУ. А уже буквально через три года молодой человек принял окончательное решение креститься и 29 ноября 1982 года свершил таинство в храме Как позже признался сам священник, на сей шаг его подвигло знакомство с творчеством Достоевского, а именно прочтение романа «Братья Карамазовы».

Само собой, что от такого шага семья Андрея Кураева находилась в абсолютном шоке. В один прекрасный день родители пришли домой и увидели, как их отпрыск читает Евангелие. После этого все надежды отца на блестящую собственную карьеру и светлое будущее сына можно было смело похоронить. Уговоры не дали никаких результатов, а мужчина вначале лишился престижной командировки во Францию, а чуть позже и вовсе был уволен. Несмотря на все сложности в семье, никакого существенного разлада между родителями и Андреем все же не случилось.

В 1984 году Кураев оканчивает обучение в МГУ, причем он получил за свои достижения красный диплом. Руководителем его научной работы в вузе был Кирилл Никонов. После этого Андрей поступил в аспирантуру по направлению зарубежной философии, но так и не окончил ее.

Учеба в духовных учебных заведениях

В 1985 году Кураев занимает должность секретаря Московской духовной академии. Параллельно он стал углубленно постигать азы религии в духовной семинарии, однако уже в 1986 году в ней произошел серьезный пожар. Андрей был вынужден пойти трудиться на стройку, где проработал до момента, когда здание полностью восстановили, и ректор семинарии вновь позвал его учиться обратно. Выпустился из семинарии Кураев только в 1988 году.

Робкие шаги

Первые публикации на тему богословия Андрей Вячеславович осуществил еще в 1988 году. При этом изначально он взял себе псевдоним Андрей Пригорин, а его труды печатались в журнале под названием «Выбор». Под настоящим именем духовник издавался в «Московских новостях» и в «Вопросах философии».

В период 1988-1990 годов мужчина проходил обучение в стенах Бухарестского университета на кафедре православного богословия. Стоит заметить, что на учебу в этот вуз он попал благодаря победе на открытом диспуте в Коломенском педагогическом институте, где смог безоговорочно обойти закоренелых атеистов.

Получение церковного сана

8 июля 1990 года стало для Кураева в некоторой степени историческим. Именно тогда в Патриаршем соборе в Бухаресте он был рукоположен патриархом Феоктистом в чин диакона.

После этого Андрей вернулся в Россию и до 1993 года был личным референтом патриарха Алексия Второго.

Повышение квалификации

В 1994 году Андрей Кураев, православие для которого стало делом всей его жизни, стал кандидатом философских наук благодаря успешной защите диссертации на базе Института философии РАН. Его научным руководителем в этом деле был Павел Гуревич. А еще через год церковник стал кандидатом богословия, отстояв свой труд под названием «Традиция. Догмат. Обряд» в Московской духовной академии. В 1996 году Второй назначил Кураева профессором богословия по рекомендации ученого совета РПУ.

Преподавательская деятельность

В 1993-1996 годах богослов Андрей Кураев занимал должность декана факультета философии в Российском православном университете святого Иоанна Богослова. Как теперь вспоминает сам служитель, он был не просто деканом, а одним из основателей этого престижного ныне вуза. Также в учебное заведение приглашали всемирно известных и уважаемых профессоров, которые читали лекции студентам. Их с удовольствием слушал и сам Кураев.

На протяжении двадцати лет (1993-2013) церковник был сотрудником Московской духовной академии и семинарии. Кроме того, он руководил кафедрой апологетики и богословия в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете.

Признание коллегами

В марте 2002 года Кураева на основании решения Синода включили в редакционную коллегию сборника, получившего название «Богословские труды». В декабре 2004 года он стал членом Синодальной богословской комиссии. А в последний мартовский день 2009 года его зачислили в ряды Церковно-общественного совета, курирующего вопросы защиты от алкогольной угрозы. Также профессор входил в экспертно-консультационный совет, занимающийся проблемами свободы совести, который функционировал на базе Комитета Госдумы РФ по делам религиозных объединений и различных общественных организаций.

Очень часто многие люди сегодня задают вопрос: «Где служит Андрей Кураев?» Достоверно известно, что до конца 2007 года он выполнял возложенные на него церковные обязанности в храме Рождества Иоанна Предтечи (Пресня, Москва), а после перешел в храм Архангела Михаила (Тропарево).

Шаг наверх

Протодиакон Андрей Кураев получил свой нынешний сан во время проведения литургии в стенах Исаакиевского собора 5 апреля 2009 года, которой руководил лично патриарх Кирилл. Наш герой был возвышен благодаря его активной и продуктивной работе с молодым поколением и рьяному миссионерству.

Кинолента

В ноябре 2007 года на базе тульской православной студии «Свет» режиссер Валерий Отставных, являющийся также религиоведом и сотрудником миссионерского отдела областной епархии, снял фильм под названием «48 часов из жизни диакона Андрея Кураева». С учетом всех технических нюансов киноработа в итоге вышла на экраны лишь спустя полтора года.

Проблемы

30 декабря 2013 года произошло событие, из-за которого многие посчитали, что Андрея Кураева отлучили от церкви. Причиной послужила новость о том, что духовника исключили из состава преподавателей и профессоров академии за довольно эпатажное поведение, а также провокационную работу в средствах массовой информации и интернет-пространстве (в блогах). Сам же церковник высказал свое возмущение по этому поводу и связал эту «атаку» на него со стороны своих руководителей с тем, что он выставил на всеобщее обозрение скандал, произошедший в Казанской духовной семинарии, на котором стоит остановиться детальнее.

В декабре все того же 2013 года в Казанское духовное учебное заведение прибыла специальная инспекция с протоиереем во главе. Такое пристальное внимание со стороны Учебного комитета РПЦ возникло к семинарии неспроста: многие студенты жаловались на домогательства сексуального характера со стороны ректора и других наставников. Как сказал по этому поводу протодиакон Андрей Кураев, молодые люди активно подтверждали все имеющиеся факты содомии перед приехавшей комиссией, молчали лишь несколько человек с пятого курса. В конечном счете увольнению подверглись проректор и пресс-секретарь игумен Кирилл.

Протодиакон Андрей Кураев, рассуждая на тему случившегося в Казани, в одном из своих интервью сказал, что подавляющее большинство церковнослужителей в России - это абсолютно нормальные, адекватные люди. Несмотря на то что в стране живет очень много монахов, даже среди этих добровольных затворников нет каких-либо проявлений гомосексуальных наклонностей. Однако, к огромному сожалению, есть некоторая группа церковно-офисных сотрудников, которая стала пользоваться своей властью и возможностями, забывая, для чего они вообще служат и на что они призваны изначально. При этом, рассуждая на тему о том, что его отлучили от церкви, Андрей Кураев сказал, что не боится быть выброшенным из лона православия, так как, опираясь на историю, он абсолютно уверен, что даже после потенциально возможного отлучения его неизменно восстановит уже следующий патриарх.

Кроме того, Кураев считает, что дополнительным фактором нападок на него можно считать факт его выступлений в защиту нашумевшей в России панк-группы Pussy Riot. Она «прославилась» тем, что пыталась выступить в стенах Богоявленского собора и храме Христа Спасителя.

Мнение об исламе

Осенью 2004 года протодиакон Андрей Кураев стал единоличным автором статьи в газету «Известия». И хотя в ней он признал, что стратегически теракты планируются от имени ислама в западных государствах, все же напрямую церковник указал на полную ответственность непосредственно самого религиозного течения за увеличение террористических атак. Кураев считает: различные призывы с экранов телевидения и газетных страниц о том, что терроризм не имеет религии и национальности, абсолютно беспочвенны. В качестве аргументов говорит о том, что не буддисты захватывают школы, не даосы взрывают самолеты, не христиане берут людей в заложники. Также Кураев акцентирует внимание людей на том, что терроризм - это в некоторой степени следствие весьма искаженного понимания именно Корана, а не какой-либо другой книги. Причем авторами этих искажений являются очень образованные исламские мужи, а не безграмотные арабы. Но самое главное, по мнению Андрея, это то, что значительная часть всего мусульманского мира не считает террористов мерзавцами, а причисляет их к героям и очень часто пытается им в некоторой степени подражать.

Свою нелюбовь к исламу духовник проявил и в одной из его обителей - Крыму. В 2006 году лекции Андрея Кураева на этом полуострове был направлены на то, что необходимо противодействовать крайне радикальной политике меджлиса - этнического парламента крымских татар.

Отношение к ЛГБТ-сообществу

Церковник является ярым критиком гомосексуализма. Многие книги Андрея Кураева, в том числе и «Церковь в мире людей», сигнализируют верующим о том, что терпимость к гомосексуальным контактам - это своего рода прикрытие для «нападения на традиционную семью христиан». Кроме того, в одной из своих бесед с журналистами Андрей Вячеславович уравнял гомосексуализм и наркоманию, назвав жалость к этим грехам «предвестниками смерти». В 2007 году герой статьи заявил, что церковь просто обязана помогать тем геям, которые признают свою слабость и греховность. В то же время нераскаявшихся мужеложцев Кураев вообще назвал «мерзавцами».

В начале 2008 года Андрей сделал обращение к действующему на тот момент президенту Российской Федерации Дмитрию Медведеву с призывом дать максимально объективную оценку ряду новогодних программ, вышедших на канале НТВ, где якобы было очень много «гомосексуальных жестов» и полуобнаженных девушек. При этом Кураев подчеркнул, что если обращение не будет рассмотрено и не будет дан официальный ответ, то такая позиция власти будет расценена как желание руководителей страны растлевать молодежь и пропагандировать гомосексуализм.

В 2012 году возник масштабный общественный резонанс по причине предложения, вынесенного Кураевым. Все дело в том, что духовник хотел сорвать запланированный концерт американской поп-певицы Мадонны в Санкт-Петербурге, на котором эта всемирно известная женщина хотела высказать свое возмущение и недовольство законом против пропаганды гомосексуальных взаимоотношений. Давая ответ на вопрос одного из российских депутатов о том, как же поступить жителям Северной Пальмиры, Андрей произнес краткую речь: «Нормальный человек в таких ситуациях берет телефон и совершает звонок в ФСБ, говоря правоохранителям, что кто-то где-то заложил взрывчатку».

Словесные баталии с Лолитой Милявской

Чем же еще отличился работник РПЦ? Андрей Кураев также отличился еще и тем, что после рождения у Филиппа Киркорова дочери от суррогатной матери он потребовал отлучить народного артиста России от церкви. Духовник, описывая свое видение ситуации, объяснил, что суть данного вопроса не в суррогатном материнстве как таковом и не в позиции Церкви по данной ситуации, а основной момент заключается в вопросе достоинства человека. Проще говоря, если ты покупаешь или продаешь ребенка, то будь готов к тому, что через некоторое время и тебя точно также смогут либо продать, либо выкупить.

Свое мнение Кураев рьяно отстаивал в рамках телевизионной программы под названием «Поединок» 26 апреля 2012 года, где ему оппонировала Лолита Милявская. Кстати, справедливости ради стоит отметить, что победителем в этом споре оказался именно представитель православной церкви.

Украинская тема

Некоторые лекции Андрея Кураева и его интервью по теме политической ситуации на Украине всегда вызывали бурную реакцию в обществе. Например, 29 марта 2014 года духовник последовательно в девяти пунктах изложил свое видение ситуации о присоединении Россией полуострова. В результате своих мыслей и анализа ситуации Кураев пришел к печальному выводу, что Российская Федерация все-таки больше теряет из-за подобного конфликта, а не приобретает. Стоит ли говорить, что такое мнение церковника является по своей сути оппозиционным и не добавляет авторитета Андрею на территории страны.

Также крайне негативно отозвался Кураев и о молчании патриарха Кирилла о ситуации с Крымом, однако впоследствии Андрей Вячеславович уже в позитивном ключе отозвался о главном лице Русской православной церкви, отмечая, что тот находится под жестким давлением со стороны московской элиты.

Признание

Несмотря на громкие скандалы, за свою бурную во многих отношениях жизнь церковник был награжден следующими отличительными знаками:

О царе и кино

В 2017 году в России произошел скандал на почве выхода на экраны фильма «Матильда». Многие православные активисты посчитали, что кинолента является богохульной и выставляет последнего российского самодержца в негативном свете. Однако Кураев отмечает, что, по его мнению, в этой работе нет ничего такого, что могло бы очернить Николая Второго. Он считает, что все мы должны помнить причисленного к лику святых царя как великомученика, а не как обычного человека, имеющего грехи молодости и юности. Особое внимание духовник акцентировал на том, что Николай не совершил брачной измены.

Личное

Кто же дети Андрея Кураева? Это вопрос сегодня интересует большое количество людей. На него сам церковный деятель отвечает, что у него нет никаких кровных сыновей и дочерей. При этом благодаря своим многочисленным странствиям он встречается с обычными людьми, военнослужащими, заключенными в тюрьмах, студентами, учениками школ. При этом церковник всех их считает в некоторой степени своими отпрысками, хоть и духовными.

В заключение хотелось бы сказать о том, что можно как угодно относиться к герою статьи, однако никак нельзя отметить тот факт, что он все же является полноценным христианином, который пытается призвать общество одуматься и жить по законам Божьим.

Протодиакон Андрей Кураев , безусловно, — самый известный нестарообрядческий богослов среди старообрядческих читателей. На старообрядческих форумах существуют десятки и сотни самых разных тем обсуждений, где упоминается имя этого богослова и миссионера РПЦ. Его высказывания заставляют размышлять и улыбаться, соглашаться и жестко критиковать, негодовать и удивляться. Одно лишь остается неизменным: равнодушно относиться к миссионерской и общественной деятельности о. Андрея не получается.

Отношение к старообрядчеству и вообще к древнерусской церковной традиции у о. Андрея весьма сложное и неоднозначное. В разных его выступлениях и публикациях звучали оценки порой диаметрально противоположного характера, которые, тем не менее, становятся на долгое время предметом пересудов и спекуляций на старообрядческих сайтах и форумах. Можно сказать, что о. Андрей неслучайно прозван оппонентами «протодиаконом Всея Руси », мастерски владеющим приемами апологетики и полемики. Он может нанести кинжальный удар неожиданным аргументом, может грациозно и не без доли юмора парировать атаку оппонентов, а может (разумеется, при крайней необходимости) и вовсе отказаться от схватки и скрыться.

Однако вопреки человеческому естеству, когда человек с возрастом становится все более осторожным и боязливым, о. Андрей с годами все чаще выходит за рамки традиционно казенного синодального миссионерства и готов искренне отвечать на самые острые, самые животрепещущие вопросы. И в этот раз о. Андрей Кураев отвечает прямо и неприукрашенно на столь же прямые и неприукрашенные вопросы сайта « ».

Доброго здоровья, о. Андрей! Вы не раз упоминали, рассказывали на страницах ваших книг, что на ваше решение прийти в Церковь повлиял ваш друг Сергий Дурасов, впоследствии известный старообрядческий священнослужитель. Как это случилось?

Познакомились мы с ним за решеткой. Эта решетка отделяла общедоступное университетское пространство от святая святых тогдашнего МГУ — библиотеки кафедры научного атеизма философского факультета. Дело в том, что эта кафедра, в отличие от остальных, занимала не одну комнату, а целых три: кабинет зав. кафедры, преподавательская комната, а отдельно, в самой большой комнате 1003 — спецбиблиотека. Основу библиотеки, судя по штампам на книгах, составляла конфискованная библиотека Оптиной пустыни. Она, конечно, с каждым годом худела, книжки куда-то с течением лет испарялись, то, что не считалось ценным в 1960-е годы, в 1980-е уже воспринималось иначе.

Не знаю, как сейчас, но тогда там было, что почитать. В эту библиотеку пускали только студентов, специализирующихся на этой кафедре, и редко-редко когда из других факультетов. Так что у нас были три библиотеки: библиотека кафедры, библиотека гуманитарных факультетов и фундаментальная библиотека на Моховой, в старом здании МГУ. Вот за этой решеткой, где было очень мало студентов, однажды я и увидел новое лицо, читающее что-то вовсе не научно-атеистическое. Это совпало с периодом моего богоискательства. Познакомились. Разговорились. Как было принято в те годы, сошлись на какой-нибудь антисоветской теме и соответствующих анекдотах. А потом уже заговорили о более важных вещах, о религии. Выяснилось, что у нас не только научно-критический интерес к этой тематике.

В ту пору Сергей хотел креститься у баптистов, он ходил к ним в Малый Вузовский переулок, сейчас Трехсвятительский. Этот адрес я тоже от него узнал, и мы даже вместе там были. Но меня не впечатлили баптистские посиделки. У меня тогда было убеждение, что если Бог есть, то, наверное, я не первый счастливчик, которому пришла в голову эта мысль. Наверное, Господь, если Он есть, открывал себя людям и до меня, и, значит, надо искать другие следы присутствия Бога в человеческой истории.

И поэтому для себя, еще будучи атеистом, я решил, что если уж поверю, то пойду в самую консервативную традицию, то есть в Православие. Сережа в конце концов сделал такой же вывод. Но ему уже, я помню, баптисты назначили день крещения, он к ним на катехизацию ходил. И со своих баптистских крестин он все-таки убежал. Думаю, чутье историка сработало в нем, чутье человека, у которого есть понимание того, что не бывает «бессмысленных догм и обрядов».

У любого обряда есть какой-то смысл и есть осмысленный генезис. Если книга написана на китайском языке — это не значит, что она бессмысленна. Просто я не знаю китайского, и как варвара она меня не удостаивает разговора. Но сказать, что и для китайцев она бессмысленна, нельзя. То же самое касается и церковной традиции, обрядов.

У Сергея тогда тоже что-то такое сработало, и он отшатнулся от баптизма с молодой, юношеской решительностью — и сразу ушел в староверие, не побывав в «никонианстве». Я с ним на эту тему никак не спорил, тем более тогда, когда я был не никонианин, а простой богоискатель. Для меня это было просто интересной, необычной и довольно опасной авантюрой. Я открыл тогда для себя новый и личный смысл в песне Высоцкого «Мой друг уехал в Магадан». И я просто желал Сергею, чтобы в этой авантюре ему было хорошо.

Сережа, когда крестился у староверов, ходил такой счастливый, что породил во мне чувство зависти. Это была весна 1982 года. Я тогда был на третьем курсе, а он может даже и младше, на втором, не помню точно, но на истфаке. Я был на философском, а он на пять этажей ниже — на историческом учился. Из-за чувства зависти я сказал себе, что я тоже хочу пережить хоть один такой светлый день, такую ясную неделю. Пусть это даже все неправда, но я тоже хочу, чтобы и у меня однажды были такие счастливые глаза, как у Сережи.

Крайнюю дату этого своего волюнтаристского крещения я назначил себе на осень того же года. Я свой характер знаю: бросить курить можно «с понедельника» лет двадцать подряд. Поэтому я назначил четкую дату: я крещусь этой осенью или никогда. Мое крещение пришлось уже на самый финал этого срока, на 29 ноября. Это отдельная история. Но в тот день после своих крестин я поехал в университет, после пар нашел Сергея. Других людей, с которыми я мог бы беседовать на столь сокровенную тему, тогда вокруг меня просто не было. И вот я его нахожу, и мы по традиции идем обедать в «восьмерку» (8-ую столовую МГУ, которая поддерживала жизнь в студентах гуманитарных факультетов). Не помню, что мы ели, но под конец, раз такой праздник, я взял мороженое в вазочке. И вот в ту минуту, когда я аккуратно доел последнюю каплю этого мороженого, Сергей сказал мне:

— Ну что, поздравляю тебя с первым грехом.
— Каким грехом?
— Ну ты пост нарушил. Сегодня 29 ноября, а 28-го пост начался Рождественский.

Вот ведь университетская ехидная натура! Дождался, пока я доем, и лишь затем предупредил.

Потом у нас была уже другая почва для общения. Нет, никогда за нашу жизнь мы не спорили на тему разногласий между никонианами и староверами. Но однажды мы сидим вечерком в его комнатке в общежитии, что-то такое обсуждаем. И вдруг он говорит:

— Ты знаешь, я бы епископом хотел стать.

Из внезапного нокаута я молвлю:

— Как? Никогда тебя в карьеризме не подозревал.

— При чем тут карьеризм? Это ни при чем. Просто понимаешь, епископу спастись легче.

— Почему легче?

— Я историк, я изучаю сейчас историю Православной Церкви, и я вижу, что епископу легче спастись, потому что епископу для канонизации не нужно творить чудеса, ему достаточно просто остаться порядочным человеком, и его обязательно канонизируют.

Как Вы относитесь к тому, что он (священноинок Симеон) в конечном итоге оставил церковное служение и ушел в настоящее время, можно сказать, в «самостоятельное плавание»?

Что он сложил сан и не стал прятаться, вести двойную жизнь, у меня опять вызывает только уважение. Он не прятал от комсомольцев свою веру и не стал прятать свою любовь от благочестивцев. Сергей всегда был человеком, способным на серьезные поступки. Вот и в данном случае он поступил по совести. Опять же важно, что из краха своей «карьеры» не сделал далеко идущих мировоззренческих выводов, не стал говорить: «теперь я атеист» или «старообрядческая идея не верна». Не стал борцом против своей Митрополии. И снова я вижу в его позиции добротность, достойную уважения.

О. Андрей, в одном из своих сочинений Вы отметили, что двуперстное крестное знамение, употребляемое старообрядцами, более точно выражает христологическую догматику, чем трехперстие. Это признается и другими серьезными исследователями и литургиками еще со времен исследований Н. Ф. Каптерева, Е. Е. Голубинского. Тем не менее в современной символической литературе, в катехизисах новообрядческих церквей, просветительской литературе никогда не упоминается об этом. Более того, в популярной церковно-исторической литературе по-прежнему господствуют негативные штампы и клише XVIII-XIX веков по отношению к двуперстию и другим старым обрядам. Почему так происходит?

Дело в том, что никакой книгоиздательской политики в нашей Церкви не существует. От Патриархии исходит только одна установка: издавать и репрезентировать книги, рассказывающие о лучшем миссионере современности — патриархе Московском и всея Руси Кирилле. Установка на пиар первого лица есть. А все остальное руководству вполне фиолетово.

Совершенно спокойно одни официальные представители Церкви будут целоваться, скажем, с армянскими иерархами, а при этом их же епархиальные издания могут тех же армян смешивать с грязью, анафематствовать и т.д. Так же с католиками. Нельзя ругать только Кремль и власть (такого запрета, кстати, не было при патриархе Алексии II). Остальных, в том числе староверов, можно. Не по заданию сверху, а просто по убеждению автора.

Диалог Патриархии и староверов — это все равно, что диалог православных и католиков или католиков и армян. Понимаете, нам, православным, может казаться невероятно важным, что у католиков кто-то из их богословов что-то доброе сказал о нашем православии. Мы начинаем пускать слюнку: вот-вот и весь Ватикан поймет нашу правду, историческую, догматическую и т.д. А для них это настолько периферия, что католический мир даже и не замечает, что такого сказал кто-то из его прелатов или профессоров. На их епископских конференциях совсем другая повестка дня.

Представьте, что соседский пацаненок звонит в вашу квартиру. Он забыл ключи, а его мамы нет дома, и он просит принять его на полчасика. Если у вас ненароком оказался недоеденный пирог, то почему бы и не угостить им ребенка. Можно и телевизор дать посмотреть… Но сказать, что я всерьез озабочен судьбой этого ребенка и занимаюсь его воспитанием, было бы нечестно.

Вот так же католики относятся к нам. Может, и есть у них три-четыре человека, которые профессионально занимаются диалогом с нашими чиновниками. Есть еще десять человек, которые столь же профессионально заняты изучением православия. И еще сотня, которые испытывают к этому личностный интерес в разных монастырях или университетах. Но еще больше католических профессоров испытывают интерес к диалогу с буддизмом. А еще в десять раз больше интерес к диалогу с лютеранами или англиканами.

В диалоге со старообрядчеством точно такая же ситуация. Я думаю, в нашем «системном духовенстве» есть только один человек, который ложится спать с мыслью: «А как там староверы?». Это отец Иоанн Миролюбов . Для него это и личная проблема, и профессиональная. Я не думаю, что митрополит Илларион и митрополит Ювеналий хотя бы раз в жизни засыпали с этой мыслью. (Илларион (Алфеев) — митрополит Волоколамский, председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата. Ювеналий (Поярков) — Митрополит Крутицкий и Коломенский, управляющий Московской епархией, постоянный член синода РПЦ — прим. ред.).

Любую проблему можно решить только с этим условием, что ты засыпаешь, думая об этой проблеме, и просыпаешься, думая о ней же. Тогда твой мозг и твоя молитва направлены на ее решение. У наших иерархов мысли направлены совершенно на другие темы. Не знаю, хорошие или плохие. Но точно не на проблему, «что со староверами?».

В старообрядческой среде часто обсуждаются якобы существующие планы о слиянии или о поглощении старообрядчества Московской Патриархией. Вы что-то слышали об этом?

Первое, должен сказать вам, — не надейтесь, и второе — не бойтесь.

Не надейтесь, что кто-то в Патриархии схватится за голову: «Боже мой, что этот гад Никон натворил в XVII веке, сейчас мы все срочно поменяем, вернем всё, как было до раскола!». И не бойтесь — никто не хочет вас скушать. Нет никаких специальных планов.

Даже слияние с Зарубежной Церковью получилось ненароком, случайно, а вовсе не потому, что в Патриархии был разработан хитрый план. Просто есть у нас такой неспокойный человечек, о. Тихон Шевкунов, а у него есть свой ключ к кабинетам высшей российской власти. Ему лично диалог с РПЦЗ был интересен. Но уверяю вас, и патриарх Алексий, и митрополит Кирилл были скорее обеспокоены этой его активностью. Во-первых, кто это имеет право входить к Президенту мимо нас? А, во-вторых, зачем это вообще нам надо? Нам интереснее диалог с католиками. У отца Иоанна Миролюбова нет таких ключиков и такой пассионарности, как у о. Тихона. Поэтому спите спокойно.

Несколько лет назад, во время разработки учебника «Основы православной культуры», Вы вступили в заочную полемику с известным ученым А. В. Муравьевым, старообрядцем по исповеданию, автором альтернативного учебника, и довольно часто его критиковали. С чем были связаны эти события? Спустя годы видите ли Вы резон в такой жесткой полемике?

Там все было гораздо сложнее. Сроки работы были крайне сжаты. В феврале 2009 года избирается патриарх. В июле он уже достигает договоренности с президентом Дмитрием Медведевым о том, что будет начата работа над учебником ОПК. В конце июля создается редколлегия во главе со мной, но при этом сроки не оговариваются. Я думал, что на такую серьезную работу надо будет потратить лет пять. Просто нельзя написать учебник за полгода. Предполагал, что за три года я познакомлюсь со специалистами, соберу имеющиеся материалы, попробую найти наиболее интересных людей, которые и напишут книжку. Не думал, что придется самому писать этот учебник.

И вдруг в начале октября патриарх мне говорит: «А где учебник?» Оказывается, он нужен уже сейчас. И тут я понимаю, что если учебник нужен через месяц, его никто кроме меня не напишет. Я понимаю позицию митр. Меркурия, тогда епископа (глава синодального Отдела религиозного образования и катехизации митрополит Меркурий Ростовский и Новочеркасский — прим. ред. ), он тоже, как всякий нормальный человек, считал это невозможным — за месяц написать учебник, тем более, не будучи в этом профессионалом. Просто он не представлял себе степень моей ненормальности

Я же ни дня в школе не работал, никаких учебников ранее не писал. Естественно предположить, что если я что-то и напишу, мой текст может быть интересен в лучшем случае в качестве книги для учителя, но не как то, с чем можно идти в класс.

Как здравый руководитель, владыка Меркурий посчитал, что создание учебника надо поручить профессионалам. Вот у Л. Шевченко (Л. Л. Шевченко, доктор педагогических наук, профессор, автор ряда учебников и учебных пособий — прим. ред. ) уже есть линейка учебников ОПК для разных классов, так пусть она напишет и новый вариант.

Таким образом, профильный отдел патриархии пришел к выводу, что я к учебнику не должен иметь отношения. Меня не включили в соответствующую рабочую группу при министерстве образования, куда входил Муравьев. От Отдела там была Л. Шевченко, и считалось, что она будет писать учебник.

Так что мне приходилось немало усилий тратить не только на написание учебника, но и на то, чтобы получить возможность презентовать его тому же министерству образования, чтобы убедить, что это реальный текст, который может сработать.
Вскоре выяснилось, что учебник Л. Шевченко получил негативные оценки специалистов. И причина провала была именно в том, что у человека уже были собственные наработки. Ну нельзя создать новый учебник методом ножниц: взять один урок из третьего класса, другой из шестого, совместить их в одной книге, которая будет считаться учебником для пятого класса. Не получается так.

Текст, который написал я, прошел публичное, сетевое обсуждение. Я каждый урок вывешивал на форуме, затем, учитывая мнения людей, вносил многократную правку. Получилось «соборное творчество». Вышло интересно и, главное, патриарху это понравилось. И после этого Отделу пришлось давать обратный ход: вместо учебника Шевченко рекомендовать мой.

Но кроме этого была и вторая линия сопротивления — атеистические чиновники из Министерства образования нервничали из-за моей репутации как миссионера. И мой учебник они окрестили именно миссионерским. Компания потомственных профессиональных атеистов во главе с госпожой Шахнович из Петербурга (Марианна Михайловна Шахнович — российский религиовед и философ религии, специалист в области истории античной философии — прим. ред. ) по версии Минобра была главным идеологом этого проекта, и она считала, что учебное пособие по ОПК должно быть написано сухо. В нем ничего не должно быть живого, что могло бы увлечь детское сердце.

Вот так и возник странный союз атеиста и старовера. Это была идея Шахнович: пусть Муравьев напишет учебник вместо Кураева. В этом и была суть конфликта. Так что тут не было ни как такового «староверческого» фактора, ни моего личного отношения к Алексею Муравьеву .

Сегодня та страничка уже закрыта. Есть множество учебников по ОПК. Есть мой учебник, есть учебники десятка других авторов, в том числе Муравьева. Пусть учителя сравнивают и выбирают. Я все равно считаю, что моя позиция получилась лучше, чем у коллег, хотя и понимаю, что она пристрастна.

Есть ли у Вас собственная позиция по вопросам признания Московской Патриархией старообрядческих иерархий — Белокриницкой и Новозыбковской?

Дело в том, что нормального богословского обсуждения этого вопроса на принципиальном уровне не было. Вопрос страшно интересен, потому что в нем реально сталкиваются два церковных предания — каноническое и догматическое. Это вопрос признания вообще инославного священства, например, старокатолического, беглопоповского, филаретовского (священства Украинской Православной Церкви Киевского Патриархата — прим. ред. ) в конце концов.

Догматически Церковь одна: Чаша одна, Литургия одна. Но беглопоповцы исповедуют, что таинства могут совершаться и действительны за пределами истинной Церкви. По идее такова и официальная позиции Патриархии, и именно поэтому беглопоповцы принимают в сущем сане наших попов, а мы — католических. Хотя догматически инославные священники вроде вне церкви: вне церкви только цирк, по которому бродят ряженые актеры. Богословски совместить эти догматическое «нет» и каноническое «да» трудно. Еще сложнее объяснить это совмещение и сделать его общепризнанной доктриной Церкви.

Тут к усилию мысли и дискуссии надо пригласить всю Церковь, ее коллективный богословский разум. Но мне кажется, сейчас у Патриархии нет вкуса к серьезным дискуссиям и решениям, а потому и нет желания решить этот вопрос принципиально. Поэтому староверы не дождутся от нас серьезных перемен.

Вы неоднократно и в критических выражениях говорили, что нет никакой необходимости в объединении старо- и новообрядческих церквей, поскольку в случае принятия идей «старообрядчества ужас перед любой новизной, любым творчеством и любой мыслью станет тотальным». А есть ли, по Вашему мнению, позитивные черты в старообрядчестве, которые хорошо было бы позаимствовать и иным конфессиям?

Несомненно, такие черты есть, и позитив есть. Вопрос только, с чем этот позитив связан? Дело в том, что изрядную часть позитива я могу видеть и в изолированных православных группах вне России.

Однако, на мой взгляд, это не духовный, а социопсихологический механизм. Когда небольшая группа оказывается во враждебном окружении, она становится более потянутой, поджарой, в ней появляется больше дисциплины и самодисциплины, больше доверия друг к другу и к общине. Больше прав и у самой же общины, и у людей в ней.

И это, безусловно, мне очень симпатично в жизни староверов. Но считать, что это только их эксклюзив, я не могу, потому что я такие же явления вижу в жизни Зарубежной Церкви, в некоторых приходах, по крайней мере, и даже в некоторых приходах Московской Патриархии, в приходах русской ветви Константинопольского патриархата.

В целом скажу: мне лично староверие не интересно по той причине, что те язвы, что я вижу в своем православии, вовсе не чужды и староверию. Наши болячки начались вовсе не с патриарха Кирилла или патриарха Сергия, или патриарха Никона.

У никониан и староверов очень много общей истории. И это именно общая история болезни. Рясы и саккосы у нас одинаковые. А ведь «само название "саккос" (от евр. сакк — рубище, вретище) показывает, что это одеяние взято из древнеиудейской среды, где оно представляло собою то же, что и фелонь древнейшей формы, но делалось из самой грубой власяницы, будучи одеждой скорби, покаяния, сугубого поста».

Слово «ряса» означает ровно то же самое, но по-гречески. Саккос=ряса=обноски . Ну да. А митра — образ тернового венца. Вот попробуй сказать это людям, которые видят на нас одинаково роскошные и рясы, и саккосы, и сохранить репутацию психически вменяемого человека.

В 1990-е годы Вы много писали об опасности «православного оккультизма», «старчества», «нью эйдж», «рерихов». Сегодня эти феномены актуальны или уже потеряли свое значение и появились какие-то новые?

Мы только на днях слышали, как устами Патриарха были озвучены тезисы о том, что энергия, исходящая из молящихся, освящает храмовое здание и иконы. Причем она копится в этом здании и иконах и потом отдается назад. Почитайте, что такое терафимы или эгрегоры у оккультистов, и вы получите ровно такие же дефиниции и объяснения.

Ну а «рерихи» и «новые акрополи»?

Ну а куда исчезли эти люди? Зайдите в любой книжный магазин, и увидите, что на одну церковную книгу приходится сотня оккультных. Нередко на обложке православная иконка, а содержание вполне себе языческое. Оккультизм сегодня уже настолько пронизал всю атмосферу, что, как видим, даже у некоторых наших пастырей и даже архипастырей нет четкой разграничительной линии в этих вопросах.

Знаете, я соглашусь скорее с Мирча Элиаде. Он преподавал в западных университетах и всегда протестовал, если его кафедру или курс называли «история религии». Он говорил: «У религий нет истории». Религия рассказывает о вечных константах человеческого религиозного сознания, поэтому здесь история не властна. Ничто не уходит навсегда, ничто не умирает. Вот и те темы, в которые я оказался втянутым в 90-е годы, никуда не ушли. Можно только сравнивать, какая из них сегодня более актуальна.

Почему, несмотря на активную катехизацию, все большее распространение приобретают околохристианские, полуязыческие верования, связанные с культами старцев и стариц, местами их обитания и разного рода предметами-фетишами?

В ближайшие годы, думаю, будет рост популярности этих феноменов, просто по причине отталкивания от официозной религиозности.

Имитация бурной миссионерской или молодежно-работной деятельности, все эти крестные ходы и лекции по разнарядке, конечно, влияют на мироощущение прихожан. Люди ищут чего-то более искреннего, неподдельного. Поэтому тут для всяких богов Кузей, «старцев» и «святых отроков» просто открытое поле будет, благоуханное и удобренное. Все еще вернется со стократной силой.

Что касается отношения Церкви к популярным литературным и художественным явлениям — Гарри Поттеру, «Звездным войнам» и так далее, то и эта проблема никуда не делась. До сих пор не дан алгоритм отношения к этим явлениям — когда Церковь должна ругаться с внешней светской культурой, когда игнорировать ее, где улыбнуться, а где принять и сказать «спасибо». Все эти нынешние дискуссия Чаплина и Энтео и обнаженно-оскорбленные чувства — часть все того же проблемного тематического поля.

Сегодня много говорится о духовном выгорании части священников, пришедших в Церковь в 90-е годы. Тех людей, которые отдали лучшие годы своей жизни и здоровье на восстановление храмов, создание общин, а сегодня ощущают себя оставшимися у разбитого корыта. Есть ли у Вас представление о путях лечения этого печального явления?

Только Господь может всерьез призвать к священству, и только Он может исцелить душу перегоревшую. Никакие пастырские курсы, институты повышения квалификации, сеансы психотерапии не помогут. Это всего- навсего искусственный массаж остановившегося сердца. В реальной жизни от этих реанимационных мер будет еще хуже. Ибо вторичная имитация неофитства обернется просто цирком.
Я думаю, что когда человеку кажется, что он потерял смысл жизни и служения, он может просто зайти в детский хоспис, посмотреть на детишек, которым гораздо хуже, чем ему, и поразиться, как они умеют улыбаться через свой страшный диагноз.